Некрасов

Старания Дружинина были напрасны. Толстой, глубоко чуждый хитросплетениям журнальной борьбы, еще раньше признался, что он раскаивается в «поспешном условии» с «Современником». А Тургенев, год тому назад негодовавший по поводу «мертвечины», теперь прочитал в журнале новую (шестую) главу работы Чернышевского «Очерки гоголевского периода русской литературы», где шла речь о Белинском, и круто изменил свое мнение об их авторе; он счел нужным сообщить об этом тому же Дружинину: «Я досадую на него за его сухость и черствый вкус…но «мертвечины» я в нем не нахожу — напротив: я чувствую в нем струю живую, хотя и не ту, которую Вы желали бы встретить в критике». Закончил же он свой отзыв признанием совсем уж неожиданным для Дружинина: «…Я почитаю Чернышевского полезным; время покажет, был ли я прав» (30 октября 1856 года).

Шестая глава «Очерков гоголевского периода» (они начали печататься в журнале с последней книжки 1855 года) вернулась из цензуры в редакцию исполосованная красными чернилами: цензор Бекетов по традиции вычеркнул из текста все, что касалось Белинского. Не было предела огорчению и негодованию Некрасова. Он тут же написал Бекетову: «Почтеннейший Владимир Николаевич. Ради бога, восстановите вымаранные Вами страницы о Белинском. Это слишком печальное действие, и я надеялся и надеюсь от врожденного Вам чувства справедливости, что Вы не будете гонителем беззащитного и долго поруганного покойника… Будьте друг, лучше запретите мою «Княгиню», запретите десять моих стихотворений кряду, даю честное слово: жаловаться не стану даже про себя» (29 марта 1856 года).

Горячая убежденность этих слов, множество доводов, приведенных в большом письме, возымели свое действие: перестаравшийся Бекетов частично восстановил вымаранные страницы. Таким образом, историческая роль Белинского для русской литературы была впервые освещена в «Современнике» усилиями его прямых наследников и продолжателей.

Больше года зеленую обложку «Современника» ежемесячно украшали имена четырех писателей, связавших себя с ним «обязательным соглашением». Однако скоро выяснилось, что участники соглашения вяло выполняли свои обязательства, присылали слишком мало материала, даже меньше, чем до «закабаления».

Некрасов и Панаев хлопотали, рассылали письма, умоляя о присылке материалов. Это почти не помогало. В печати стали появляться насмешки, например, в «Сыне отечества» журнал «Современник» был уподоблен тому любителю лошадей, который прячет на конюшне коней самых отменных пород, а выезжает на простых клячах.

Летом 1857 года Некрасов, вернувшись из-за границы, застал журнал в печальном состоянии. Тогда он написал одному из участников соглашения, что они «поставили себя перед публикой в комическое положение, а журнал в трагическое». Другому сообщил о «крайне комическом и вместе прискорбном состоянии» журнала. Третьего просил и жаловался: «…Бога ради, пришлите повесть Вашу… Это необходимо. Ни от кого из участников ничего нет … Нужно выпускать объявление о подписке на 1858 год. С какими глазами?..»

30 июля 1857 года Некрасов и Панаев сделали еще одну отчаянную попытку — разослали участникам бумагу, высказав в ней все красноречие, на какое были способны. Они указали на увеличение числа подписчиков и объяснили это тем, что публика узнала об исключительном участии в журнале четырех ее любимых писателей. «Между тем, — говорилось в бумаге, — деятельность г.г. участников до настоящего времени весьма мало оправдывала ожидания публики. Нарисовав мрачную картину «жалкого положения» журнала, особенно ввиду приближающейся подписки, авторы документа выразили надежду, что участники «с своей стороны позаботятся о поддержании журнала, с достоинством которого, кроме материальных выгод, связана их собственная добрая слава…».

Но все усилия были бесполезны, обе стороны скоро поняли, что сохранить соглашение не удастся. Некрасов принял решение официально его ликвидировать: в начале 1858 года участники получили от него документ о расторжении договора с предложением новых условий для сотрудничества. Однако эти новые условия уже никого ни к чему не обязывали.