Некоторые вопросы теории катастроф

Это у нее, а не у Джейд отец «разбогател на нефти, так что на его совести кровь и страдания тысяч бедняков». Она, а не Джейд, сбежав из дома, добралась от Нью-Йорка до Сан-Франциско, и «эти шесть дней перевернули всю ее жизнь». В тринадцать лет она, а не Лула сбежала с турком («красивым и страстным», так она выразилась). Ей, а не Мильтону необходимо было хоть во что-то верить, чтобы удержаться на плаву. Она и вступила, только не в «уличную банду», а к «ночным кому-то там» – к «Ночным дозорным». Убийство полицейского она тоже взяла из своего прошлого и прицепила к родителям Найджела, будто наряжая бумажную куклу.

«В жизни все решают одна-две секунды, и никогда не угадаешь заранее, когда они наступят», – сказала в ту ночь Ханна, и по одной ее интонации можно было бы сообразить, что она говорит о себе, и ни о ком другом.

«Интонацию мрачной задумчивости в стиле Хитклифа люди всегда приберегают для истории собственной жизни, больше ничьей, – говорил папа. – Нарциссизм сочится из всех пор западной цивилизации, как машинное масло – из „эдсела“».[477]

«Кто-то спускает курок и разносит вдребезги все вокруг, – сказала Ханна в буквальном смысле с горящими глазами. – А кто-то спасается бегством».

Выдающийся криминалист Мэттью Неймод в своей книге «Задыхаясь в одиночестве» (1999) пишет, что люди, пережившие тяжелую травму, – дети, потерявшие родителей, или преступники, совершившие одно-единственное жестокое преступление, – «часто, сознательно или подсознательно, зацикливаются на каком-либо слове или образе, связанном с обстоятельствами этой травмы» (стр. 249). «Они повторяют это слово, когда волнуются, или же, задумавшись, выводят его на листке бумаги, на подоконнике или на пыльной полке. Посторонним это слово может показаться бессмыслицей и не привлечь внимания» (стр. 250). В случае Ханны слово очень даже привлекло внимание: Лула видела, как Ханна в рассеянности несколько раз написала его на листке бумаги возле телефона, однако Ханна сразу спрятала листок, и Лула в спешке неверно прочла. Вероятно, там было не «Валерио», а «Валлармо» – название техасского городка, где Ханна убила человека.

И тут меня озарило. Я себя не помнила от азарта. Выпусти меня на беговую дорожку – побила бы все рекорды, а заставь прыгать в высоту – взмыла бы в воздух, как на крыльях. Я поняла, что скрывалось за историей о спасении человека в горах!

Поврежденное бедро, операция, одна нога короче другой… Этим человеком был Джордж Грейси! Он скрывался в Адирондаках – а может, как раз эту подробность Ханна выдумала. Он мог скрываться где угодно на протяжении Аппалачской тропы[478] или хоть в Грейт-Смоки-Маунтинс, как Зловещая Троица из романа «Беглецы» (Пилларс, 2004). Ханна доставляла ему еду и прочие припасы – потому и стала такой бывалой походницей. Сейчас он живет на острове Паксос у западного побережья Греции, а Ханна каждый раз в начале учебного года говорит Эве Брюстер, что мечтает поехать в Грецию, чтобы «любить себя».

Но с чего она вдруг решила таким окольным способом рассказать мне историю своей жизни? Почему жила в Стоктоне, а не в Греции с Грейси? И чем сейчас занимаются «Ночные дозорные» – если вообще чем-нибудь занимаются? (Разгадывать загадки, связанные с преступлением, – все равно что истреблять мышей в доме; одну прикончишь, глядь – еще полдесятка уже шмыгают по углам.)

Возможно, Ханна почуяла, что у меня одной из всей компании хватит мозгов раскрыть ее тайну (у Джейд и прочих недостаточно дисциплинированный ум; а у Мильтона так вообще и ум, и тело джерсейской коровы).

«Лет через десять будешь решать», – сказала Ханна. Очевидно, она хотела, чтобы кто-нибудь узнал правду, но не сейчас, а после того, как она разыграет свое исчезновение. В ту ночь, когда я к ней явилась без приглашения, Ханна уже, конечно, знала про Аду Харви. Наверняка она опасалась, что эта решительная южная красотка, пылающая жаждой мести за смерть Большого Па, раскопает настоящую личность Ханны и передаст эти сведения ФБР.

Ехать к Грейси было нельзя, поскольку они оба все еще находились в розыске. А может, их роман выдохся, как откупоренная бутылка минеральной воды «Пеллегрино». «Средний срок годности для великой любви – пятнадцать лет, – пишет Венди Олдридж в книге „Правда о том, как они жили долго и счастливо“ (1999). – После этого уже требуются сильнодействующие консерванты, зачастую вредные для здоровья».