Некоторые вопросы теории катастроф

В приступе паранойи я не раз прибегала тайком в папин кабинет и рылась в его бумагах – черновиках статей и выцветших заметках к «Железной хватке». Рассматривала фотографии: Наташа за роялем, на другой – они с папой стоят на корте под ручку, держат ракетки для бадминтона, костюмы и выражения лиц будто из послевоенного, 1946 года, а не 1986-го, как было на самом деле.

Эти хрупкие снимки поддерживали мое прошлое, придавая ему несокрушимую реальность. Я все-таки рискнула задать папе пару-тройку вопросов. Папа долго смеялся.

– Ты что, «Джуда Незаметного» начиталась?[429]

Мильтон не мог объяснить, почему Ханна выделила меня из всех и почему меня не было с ними, когда Чарльз полез на скалу, надеясь увидеть сверху какой-нибудь ориентир – высоковольтную линию электропередач или вывеску мотеля, – сорвался, рухнул «в пропасть размером с Гранд-Каньон и заорал как резаный». Когда я закончила свой рассказ, слегка зацепив наше с Джейд столкновение в корпусе Лумис, Мильтон только головой покачал с озадаченным видом.

Тут мы подъехали к крыльцу покинутого дома Ханны.

Стыдно признаться, но под влиянием книги Джазлин Бонноко «Тайна судового журнала» (1989) я высказала предположение: может, Ханна хотела, чтобы мы нашли у нее в доме какую-нибудь подсказку, вроде карты клада или старых писем от шантажиста – «то, что объяснит нам поход в горы и ее смерть». Поэтому мы решили аккуратненько исследовать ее вещи.

Мильтон, словно читая мои мысли, сказал:

– Начнем с гаража?

Подозреваю, мы оба просто боялись войти в дом – вдруг наткнемся на призрак Ханны.

Дощатый гараж на одну машину стоял поодаль. С провисающей крышей и мутными окнами, он был похож на помятый спичечный коробок, который слишком долго таскали в кармане.

Я беспокоилась о судьбе животных, но Мильтон сказал, Джейд и Лу узнавали – хотели забрать их себе, а оказалось, их взял некий Ричард, он работал вместе с Ханной волонтером в приюте для бездомных собак и кошек, а вообще разводил лам на ферме в Бердин-Лейк, к северу от Стоктона.

– Грустно, вообще-то, – сказал Мильтон, открывая боковую дверь гаража. – Они теперь будут как тот пес.

– Какой пес?

Я перешагнула порог вслед за Мильтоном. На двери не было запрещающей ленты с табличкой «Не входить, идет расследование», и похоже, в гараж никто не заходил.

– Какой пес-то? Старый Брехун?[430]

Мильтон помотал головой и включил свет. Неоновая лампа озарила раскаленное тесное помещение. Здесь не то что машина, две покрышки не поместились бы. Понятно теперь, почему Ханна ставила «субару» около дома. В гараже, словно в открытой могиле, были свалены грудой без разбору покалеченные стулья и кресла, искореженные абажуры, какие-то ковры, картонные коробки и разнообразное походное снаряжение.

Мильтон осторожно перешагнул через коробку.

– Ну, ты знаешь. В «Одиссее». Тот, что все хозяина ждал.

– Аргус?

– Ага. Бедняга Аргус… Он издох, да?

– Пожалуйста, перестань!

– А что?

– Депрессию тут развел.

– Да ладно, не обращай внимания.

Мы приступили к раскопкам, и чем дольше разгребали старые рюкзаки, коробки и кресла, тем больше вдохновлялись. Мильтон все еще не расстался с мыслью о полном чемодане денег, хотя и допускал, что пачки банкнот могли храниться под сиденьем кресла или в полотняной наволочке.

А со мной начало твориться странное: я представляла себя героиней фильма, эффектной дамой по имени Слим, Айрин или Бетти, в узкой юбке и атласном бюстгальтере и с косой челкой, прикрывающей один глаз. Мильтон стал циничным парнем в фетровой шляпе, с разбитыми в кровь костяшками пальцев и взрывным темпераментом.

– Проверим, проверим, вдруг старушка нам кое-что оставила, – напевал Мильтон, бодро потроша найденным здесь же армейским ножом оранжевую диванную подушку. – Не хочется, чтобы с ней вышло, как в фильмах Оливера Стоуна.[431]

Я кивнула, вскрывая очередную коробку:

– Если твою тайну разрекламируют, уже не принадлежишь самому себе. Каждый тебя присваивает и превращает, во что захочет.

– Ага. – Мильтон задумчиво смотрел на развороченную поролоновую набивку. – Ненавижу открытые финалы. Как с Мэрилин Монро – что там с ней все-таки случилось? Может, она узнала какую-то тайну и охрана президента с ней расправилась? Чушь собачья! Люди не могут просто принимать жизнь как…

– Бесплатный фрукт.

Мильтон улыбнулся:

– Точно. С другой стороны, может, и впрямь несчастный случай. Звезды не так выстроились, и – опа, смерть. Лотерея, и все тут. Или, может, она решила, что у нее больше нет сил. У всех бывают такие мысли, а она взяла и сделала. Считала, что лучшего не заслуживает. А через секунду поняла, что неправда это, пробовала спастись, да поздно.

Я не могла понять, о ком он говорит – о Мэрилин или о Ханне.

– Вот так всегда… – Мильтон отложил подушку, взял пепельницу, повертел в руках, разглядывая донышко. – Никогда не знаешь, в чем дело – чей-то злодейский заговор, или просто так сложилось, или…

– Или жизни завиральные виражи.