Читаем Некоторые вопросы теории катастроф полностью

– Да брось! – возразил Мильтон. – Ханна вот не беспокоится, а она постоянно в походы ходит.

– Да и поздняк метаться, – заметил Чарльз. – Ночь глухая. Уйдем отсюда – заблудимся. Как раз и налетим на того, кто здесь рыщет…

– Беглые преступники, – серьезно сказала Джейд. – И тот тип, который взрывал клиники, где делают аборты.

– Его поймали, – сказала я.

– Вы не видели, какое лицо было у Ханны, – упорствовала Лу.

– Какое такое лицо? – встрепенулся Найджел.

В синей ветровке, обхватив руками коленки, Лу выглядела какой-то потерянной. Длинная коса, перекинутая через плечо, свисала до земли, как у Рапунцель.

– Видно было, что она тоже напугалась. Просто не хотела говорить, потому что она типа взрослая и за всех за нас отвечает.

– У кого-нибудь есть при себе оружие? – спросил Чарльз.

– Ой, надо было мне револьвер Джефферсон прихватить! – сказала Джейд. – Он у нее в ящике под трусами хранится, здоровенный!

– Не нужно нам оружие. – Мильтон откинулся на спину, глядя в небо. – Если и правда время пришло подыхать – так лучше здесь. Под звездами.

– Ну ты вообще извращенец, всегда всем доволен, – хмыкнула Джейд. – А я хочу дотянуть по крайней мере до семидесяти пяти. И если для этого надо кого-нибудь пристрелить или какому-то бродяге горло перегрызть – сделаю и не поморщусь.

Джейд оглянулась на палатки.

– Где она, вообще? Ханна? Не вижу что-то.

Мы вернулись с кастрюльками и тарелками на поляну. Ханна сидела у костра и грызла батончик гранолы. Она успела переодеться в зеленую с черным клетчатую рубашку на пуговицах. Ханна спросила, хотим ли мы еще есть, Джейд ответила утвердительно, и тогда Ханна предложила поджарить зефир на палочках.

Мы жарили зефирки, Чарльз рассказывал страшную историю (в такси садится пассажирка-вурдалак), и тут я заметила, что Ханна, сидя по другую сторону костра, смотрит прямо на меня. В отсветах огня лица превратились в резные маски, а глазницы казались глубже обычного, словно их выковыряли ложкой. Я улыбнулась как могла беспечней и сделала вид, будто невероятно увлечена сложным искусством обжаривания зефирок. Минуту спустя глянула в сторону Ханны – а она так и не отвела глаз. Встретив мой взгляд, она чуть заметно кивнула влево, в сторону леса, и тронула свои наручные часы. Правой рукой показала: «пять».

– Таксист обернулся, а та женщина исчезла, – говорил Чарльз. – Только на сиденье остался белый шифоновый шарф.

– И все?

– Ага. – Чарльз улыбнулся. – Другой такой дебильной истории с привидениями я не слышал.

– Вот же хрень…

– Был бы у меня тухлый помидор, кинула бы в тебя!

– Кто-нибудь знает историю про бесхвостого пса? – спросил Найджел. – Он ходит, везде свой хвост ищет, людей пугает…

– Это про обезьянью лапку, – сказала Джейд. – Страшный рассказ, его в четвертом классе проходят[396], а потом всю жизнь забыть не можешь почему-то. И еще «Самая опасная игра», скажи, Рвотинка?

Я кивнула.

– Про собаку тоже есть история, только я ее не помню.

– Ханна знает хорошую историю, – сказал Чарльз.

– Не знаю.

– Ну пожалуйста, расскажите!

– Нет-нет. Я совсем не умею рассказывать. – Ханна зевнула. – Который час?

Мильтон посмотрел на часы:

– Одиннадцатый пошел.

– Давайте не будем сегодня засиживаться, – сказала Ханна. – Всем нужно выспаться, завтра рано вставать.

– Ну замечательно!

Можно не объяснять, что меня терзали Страх и Тревога. Тайных знаков Ханны никто, кроме меня, не заметил – даже Лула. Забыв о зловещем окурке, она мирно уплетала жареные зефирки с печеньем (нитка растаявшего зефира прилипла у нее в уголке рта) и улыбалась рассказу Мильтона, отчего на подбородке появлялись крохотные ямочки. А я сидела, поджав ноги, и смотрела в огонь. Думала вообще никуда не ходить («Если не знаешь, что делать, притворись, будто ничего не видишь и не помнишь»), но через пять минут я с ужасом заметила, что Ханна глядит на меня с ожиданием, как будто я играю Офелию и так вошла в роль безумной, что пропускаю свои реплики, а бедным Лаэрту с Гертрудой приходится импровизировать.

Под этим неумолимым взглядом я встала, отряхнула джинсы и сказала:

– Я… сейчас вернусь.

– Ты куда? – спросил Найджел.

Все на меня уставились.

– В туалет, – сказала я.

Джейд захихикала:

– Ой, боюсь даже думать, что мне тоже придется!

– Коренные жители Америки могли, значит и ты сможешь, – сказал Чарльз.

– Коренные жители еще и скальпы с людей снимали.

– Советую воспользоваться сухим листиком! – захихикал Найджел. – Или мхом.

– Есть же туалетная бумага, – сказала Ханна. – У меня в палатке.

– Спасибо, – ответила я.

– В моем рюкзаке, – добавила Ханна.

– А шоколад еще остался? – спросила Джейд.

За палатками была наждачная темнота. Я подождала, пока глаза привыкнут, потом проверила, что никто за мной не пошел и все по-прежнему разговаривают под треск костра, и углубилась в лес. Ветки резиновыми шлангами хлестали меня по ногам. Оглянувшись, я удивилась, как смыкаются за спиной сосновые ветви – словно хипповые дверные занавески из бусин. Я медленно обошла поляну по дуге, держась за деревьями, и остановилась примерно там, куда кивнула Ханна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги