Читаем Некоторые вопросы теории катастроф полностью

Однако через час Ханна крикнула нам «на развилке взять вправо» – и вот тут-то тропа показала свое истинное лицо. Характером она напоминала не миссис Роули, а вспыльчивую мисс Дьюэлхерст из средней школы города Говарда – та одевалась в тускло-коричневые тона, сутулостью подражала ручке зонтика, а ее физиономия, вся в морщинах, походила скорее на грецкий орех, а не на человеческое лицо. Тропа внезапно скукожилась, вынудив нас идти гуськом и не позволяя разговаривать, пока мы пробирались между колючими кустами («Чтобы на экзамене никаких перешептываний, иначе оставлю на второй год и испорчу вам всю дальнейшую жизнь», – говорила мисс Дьюэлхерст).

– Больно, черт! – жаловалась Джейд. – Моим ногам требуется местная анестезия!

– Хватит ныть! – отрезал Чарльз.

– Эй, как дела? – крикнула Ханна, шагая задом наперед.

– Чудненько, чудненько! Страна чудес, чтоб ее!

– До первой обзорной площадки всего полчаса!

– Я оттуда сброшусь, – пообещала Джейд, и мы поплелись дальше.

Время то замедлялось, то пускалось вскачь среди бесконечной процессии чахлых сосен, лопоухих рододендронов и унылых серых валунов. Я впала в какую-то полудрему, тупо рассматривая то красные гольфы Джейд (натянутые поверх штанин в качестве предосторожности на случай гремучих змей), то на извилистые корни деревьев, гусеницами ползущие по тропинке, запятнанной кляксами гаснущего золотого света. Казалось, на многие мили вокруг нету живой души, кроме нашей компании (да еще пары невидимых птиц и взбежавшей по стволу серенькой белки). Может, Ханна права и навязанное нам приключение в самом деле что-то для нас откроет? Подарит дивное новое понимание мира? Сосны вспенились, подражая океану. Птица взвилась в небо, стремительно, словно воздушный пузырь.

Как ни странно, единственной, кто не поддался этому непонятному очарованию, была как раз Ханна. На прямых участках тропы я видела, как она оживленно болтает с Лулой – слишком даже оживленно – и всматривается в ее лицо, будто хочет запомнить надолго. Иногда Ханна смеялась, и ее резкий, внезапный смех вдребезги разбивал царящую вокруг тишину.

– О чем они там сплетничают, интересно, – сказала Джейд.

Я пожала плечами.

* * *

К первой обзорной площадке под названием Пик Авраама мы подошли приблизительно в 18:15. Справа от тропы выдавался вперед каменный утес, и с него, словно театральная сцена, открывалась панорама гор.

– Там – штат Теннесси. – Ханна прикрыла рукой глаза от солнца.

Мы выстроились в шеренгу и стали смотреть на Теннесси. Было тихо, только Найджел шуршал оберткой от хрустящего хлебца с ежевикой (как рыба неспособна утонуть, так Найджел неспособен проникнуться величием момента). От холодного воздуха перехватывало горло. Горы сдержанно обнимались, как обнимаются мужчины – не касаясь друг друга грудью. Шею их окутывали редкие облака, а вдали, у самого горизонта, горы казались такими бледными, что не отличишь, где граница между их плечами и небом.

От этой картины мне стало грустно – хотя, наверное, всегда бывает грустно, если смотришь на такое огромное пространство, полное света и тумана и головокружительной бесконечности. Папа это называет – «неизбывная печаль человечества». В голову лезут всякие мысли – и не только о нехватке еды и питьевой воды в мире, возмутительно низком уровне грамотности среди взрослых и средней продолжительности жизни в развивающихся странах, но и банальная затрепанная мысль: как много людей рождается сейчас, в эту самую минуту, и как много умирает, а ты, вместе с 6,2 миллиарда других, всего лишь болтаешься между этими двумя вехами – сокрушительными событиями для каждого отдельного человека, однако в контексте Хичрейкерова «Всемирного географического справочника» за 2003 год или Говардовского «Отыскать космос в песчинке. Рождение Вселенной» (2004) это самые заурядные явления. Как подумаешь об этом, начинает казаться, что твоя жизнь значит не больше, чем сосновая хвоинка.

– Твою мать! – проорала Ханна.

Эхо не отозвалось, как бывает в мультиках. Крик провалился в тишину, словно в море выбросили наперсток. Чарльз уставился на Ханну, явно подозревая, что она спятила. А мы, остальные, переминались с ноги на ногу, как перепуганные коровы в товарном вагоне.

– Твою мать! – еще раз выкрикнула Ханна сорванным голосом.

Потом обернулась к нам:

– Вы тоже давайте! Скажите что-нибудь!

Она глотнула побольше воздуха, запрокинув голову и прикрыв глаза, как человек, загорающий в шезлонге. Веки у нее дрожали, подрагивали и губы.

– «Не допускаю я преград слиянью двух верных душ!»[392] – во все горло завопила Ханна.

– Вы здоровы? – расхохотался Мильтон.

– Здесь нет ничего смешного, – строго ответила Ханна. – Давай, напряги связки. Представь, что ты – фагот. И скажи что-нибудь глубинное, от души.

Она снова набрала воздуху.

– Генри Дэвид Торо!

– Не бойся бояться! – вдруг вскрикнула Лу, по-детски выпятив подбородок.

– Молодец, – кивнула Ханна.

Джейд насупилась:

– Ну конечно, от этих упражнений мы, надо полагать, духовно переродимся?

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги