По замечанию Энгельса, "нормальным состоянием" человека в отличие от животного "является то, которое соответствует его сознанию", и оно, это состояние, "должно быть создано им самим". Иными словами, целенаправленность заложена в природе разума. Космизация ставит лишь цели иного порядка, не только социальные, но и в отношении "своего" мира природы, который ширится во всю Вселенную. Едва ли не самая главная функция космического романа в современной общественной мысли - дать наглядное представление об истинно гуманистической цели прогресса и заострить ответственность человечества за свой выбор.
В 1926 году М.Горький в переписке с С.Григорьевым, автором научно-фантастических романов об индустриальном будущем советской страны, высказал интересные соображения о задачах такой литературы. Всегда живо заинтересованный в содружестве художественного слова с научно-технической мыслью, Горький на этот раз предъявил требования иного рода. "О том, "что будет через сто лет", - возражал он Григорьеву, - я думаю не так, как вы, если говорить об этом серьезно. Мне кажется, что даже и не через сто лет, а гораздо скорее жизнь будет несравненно трагичнее той, коя терзает нас теперь. Она будет трагичней потому, что - как всегда это бывает вслед за катастрофами социальными - люди, уставшие от оскорбительных толчков извне, обязаны и принуждены будут взглянуть в свой внутренний мир, задуматься - еще раз - о цели и смысле бытия... Вообразите, - развивал Горький свою мысль, - что будет, если десятки и сотни людей воспылают страстью догадаться не о том, как удобнее жить, а о том - зачем жить. Вот что я думаю. Это одна из тем романа, над коим сижу"[112].
Горький тогда работал над "Жизнью Клима Самгина", книгой, как известно, нисколько не фантастической. В цитированном письме он разрешает сомнения своего корреспондента насчет истинности научно-технических предвосхищений, не противопоставляя задачу художественной литературы в теме будущего ее задачам в теме прошлого и настоящего, а, наоборот, ставя в один ряд все эти задачи. По его мысли, критерием любых представлений о грядущем выступают в конечном счете духовные, притом идеальные ценности научной фантастики. Люди несведущие начинают и заканчивают всегда оценивать с того, возможно ли то, что она предсказывает. Между тем критерий возможного для научной фантастики всегда
Она исследует целеполагание в иной плоскости, в других масштабах, отличным от нефантастической литературы способом художественного познания. Научную фантастику по справедливости сближают и отграничивают от нефантастики, как художественное
Другое и более существенное различие -
Каким образом предвидения воздействовали на состояние умов, какими путями сказался "эффект прогноза" на процессах космизации, - это отдельная тема. Очевидно только, что значение космического романа не ограничилось "психологической подготовкой" великого шага (о чем не раз говорилось). Наиболее ценно, думается, то, что он способствовал целостному представлению процесса космизации, через художественный образ будущего осознавалось сложное взаимодвижение ее средств и целей (художественно-фантастическая "доводка" космической техники уточняла социальные цели, а целевая установка будила мысль о совершенствовании средств).