Но вдруг сей же самый голос возвестил мне, что милосердие грядет меня судить и простить. Я, восхищенный радостью, начал вслух читать молитву к Богу, которую влияли в уста мои восторг и благодарность. Предстоящие, слыша сию молитву, пришли в изумление, и шептали между собою, что я еще не сошел с ума: это показалось мне смешно. Я, однако, скоро опять уверил их, что я безумен; ибо, услышав сладчайший глас прощения, восчувствовал себя вне себя. Утешительный голос говорил мне, имею ли я столько усердия и веры, чтобы не стыдясь принести пред всеми покаяние в своих грехах. Я, не стыдясь нимало, велегласно пред всеми исповедался во всем. В сии-то минуты все уже точно уверились, что я безумен, и смеялись между собою. Я, напротив того, столько был весел и доволен, что нимало не чувствовал жестокости болезни, которая была чрезмерна. Тогда утешительный голос повелел мне, как восчувствовавшему всю истину Християнския веры, изъясниться пред всеми, как безумен Вольтер и все его последователи; что я и исполнил, ругая притом одного сотоварища своего, который вольнодумствовал и обожал Вольтера. Но вот что удивительно: сотоварищ сей и доныне еще жив; однако душа его отвечала мне тогда, что она мучится в аде, и что каждое мое слово жжет ее новым пламенем. После сего утешительный голос повелел мне воздать благодарность моим благодетелям. Я читал благодарственную и похвальную речь……… Слова мои столько были порядочны и разумны, что слушатели опять перестали было почитать меня безумным. Но я тотчас переменил их мысли. Жар во мне опять начал возобновляться; я каждого, приходящего ко мне, поздравлял стихами и разговаривал стихами же; наконец, от сильного жара, начал я на постели биться, не теряя, впрочем, памяти. Пять человек не могли меня удержать. Приехал Доктор Г и начал щупать у меня пульс; но я, желая умереть, вступил с ним в спор и доказывал ему, что один Тот знает все движения и действия человеческого тела, Кто его составил. Он прописал мне лекарство и уехал. После него прибыл другой Доктор, Господин З…., и я сделал ему приветствие стихами. День сей прошел; наступила ночь. Я немного успокоился. Мне опять пустили кровь, приложили шпанские мухи и к пятам привязали горчицу. Это я помню, как во сне, потому что чрезвычайно был утомлен. Еще заснул часа на два и пробудился. Страшные голоса слышимы были издалека; но голоса утешительные разговаривали со мною. Я сделался отважнее и предлагал разные вопросы. Ничего не может быть приятнее сих разговоров! Меня они называли братом, а себя велели называть сестрами; но почему — причины мне не изъяснили и даже назвали меня не кстати любопытным. Они показывали мне Ангельские свои одеяния, которые были блистательнее лучей солнечных. Я целовал оные, а сотоварищи мои старались удерживать меня от того. Души усопших тут же со мною разговаривали. Иные сказывали, что они в блаженном месте; а другие, напротив, что они в месте злополучном. Последние прибавляли еще к тому, что ад повсюду и что они странствуют с места на место, будучи терзаемы мучительною совестью и друг друга укоряя.
Утешительные голоса спросили у меня, приятна ли мне жизнь в семействе. Я отвечал, что желаю умереть. Вдруг некоторый сладчайший голос произнес ко мне сии слова: окропляется! потом: освящается! наконец: обручается! Каждое из сих слов повторено было многократно. Нельзя не быть в восторге при таких словах! И подлинно, утешительные голоса сказали мне, что я хотя на земле, но в самом деле нахожусь близь Эмпирея. Сколь удивительно воображение человеческое! Я слышал обращение всех небесных светил, составляющих Сладостную музыку. Иные воспевали: Свят, Свят Господь Саваоф! Иные же: Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! Мне сказано, что Сын Божий чрез мановение Своего перста управляет бегом всех планет. Я вышел на улицу, и видел больше семи солнцев; указывал своим товарищам, но они одно только видели. Наконец все стало мало-помалу уничтожаться. Утешительные голоса требовали от меня клятвы, что я буду впредь жить добродетельнее. Я им клялся пред образом и поцеловал его. Они воспели торжественную песнь, поздравляли меня и поцеловали. Прикосновение сего лобзания описать я не могу. Радостные слезы потекли у меня рекою; сердце мое согрелось неизвестным пламенем; я весь был тогда одно только чувствование.
Получено от о д н о й достоверной особы.
XXVI
Три достопамятных случая из жизни Г-на Сведенборга