Неизвестный Кафка

Дорогой Феликс,

почему не отвечаешь? При твоей пунктуальности это почти необъяснимо. Или опять что-то с рукой? Но ведь есть же твоя жена, которая, как я по-прежнему — не веря дурным приметам — считаю, хорошо ко мне относится, а теперь не пишет и она. Комната с балконом все еще ждет, но долго ждать не будет.

Сердечный привет от

Франца.

[Далее следует адрес, написанный рукой Ф. Б.^{174}].

[Открытка. Мариенбад; штемпель: 19. 7. 1916].

Дорогой Феликс,

если бы все действительно обстояло так, как ты пишешь, то для меня это действительно было бы поводом приехать и я бы приехал. Но это не так, во всяком случае, уже второй день — не так. «Так» пусть остается только отсутствие фурункулов. Мне же, напротив, совсем не хорошо. Головные боли. Головные боли! (Лангер^{175} сказал бы: переписка двух дачников.) Лангер здесь, да и вообще, здесь что-то вроде центра иудаистского мира, поскольку здесь раввин из Бельцов. Я уже дважды был в его свите во время вечерних прогулок. Он один оправдывает дорогу из Карлсбада в Мариенбад… А ты знаешь, что Баум — во Франценсбаде, в отеле «Сан-Суси»?

Сердечный привет и наилучшие пожелания тебе и твоим.

Франц.

[Открытка. Прага; штемпель: 2. 1. 1917].

Дорогой Феликс,

вчера хотел поздравить вас с Новым годом, но не получилось. Я увидел тебя читающим так мирно, в таком глубоком покое — и ты еще потом открыл папку, вынул бумагу и начал писать, — что для меня это был даже не вопрос: я не мог тебе помешать. Правда, рядом с тобой стояла чашка, и дверь в освещенную квартиру была полуоткрыта, так что я сказал себе, что если ты начнешь серьезнее заниматься чашкой или если войдет твоя жена, тогда, может быть, и я буду вправе войти. Но это была ошибка. Ибо когда твоя жена, наконец, вошла и ты, с хорошим аппетитом во что-то вгрызаясь, начал с ней разговаривать, я, естественно, постыдился подглядывать дальше, а потому не смог установить, был ли этот перерыв в работе продолжительным, и потому ушел. В следующий раз. Большой привет. Между прочим, хорошие новости в газетах.

Франц.

[Прага, лето 1917 г.]

Дорогой Феликс,

ты очень хорошо сделал, и я рад за тебя безгранично. В будние дни мне трудновато, но в воскресенье, может быть, заеду. Не захватить ли мне с собой Оскара? Жаль только, что я никогда не знаю, буду ли я завтра жив или еле жив, и что последнее всегда более вероятно. Я привезу тебе тогда одну отличную, неподъемную — но с твоей помощью, может быть, все-таки удастся ее поднять — статью Хеймана^{176} о политике и избирательном праве из «Рундшау».

Сердечный привет тебе и жене.

Франц.

[Прага], 5. 9. 1917 г.