А погранзастава, к счастью для наших путешественников, оказалась совсем неподалеку, и красноармейцы подбежали к самолету и повели Яноша с Иваном к себе – ужинать и спать.
А наутро командир погранзаставы, Иван и Янош отправились в город Моч: обшарили склад, где сторожем был дед Мыкола, ничего, конечно, даже отдаленно похожего на шасси, не нашли и приуныли.
Дед Мыкола, человек всезнающий, добрый и бывалый, предложил:
– Може, до жидов сходым? Може, у Рувимки шо исты?
Остановились Иван, Янош и красный командир возле синагоги, а там служба идет.
– Надолго это они затянули? – спросил Иван.
– На целый день это у их, – сказал Мыкола.
– Пойдемте, – сказал Янош.
– Неудобно, – сказал Иван. – Надо уважать веру.
– Прежде всего надо уважать революцию, которая ждет наш самолет в Будапеште, – сказал Янош и отворил дверь синагоги.
– Спасайтесь, евреи! – крикнул раввин и бросился к двери, которая вела во внутренние покои.
– Товарищи евреи! – сказал Янош. – Прошу простить, но спасаться от нас не надо! Мы – красные!
– Красные, ворвавшиеся в синагогу, перестали быть красными! – сердито сказал раввин. – Я с вами отказываюсь беседовать в святом месте.
– Я с вами тоже, – сказал Янош.
– Я буду молиться, чтобы вы исчезли с лица земли, – сказал раввин и ушел.
– Идиот, – сказал ему вслед седой старик. – А мишигинер идиот! Он не хочет беседовать с красными, которые впервые за 1919 лет сказали еврею «товарищ». Что вам от нас нужно? – спросил он Яноша.
– Нам нужно шасси, – сказал Иван.
– А что такое шасси? – спросил старик.
– Это колеса, – ответил Иван.
– Колеса для чего?
– Для самолета.
– А что такое самолет?
– Это летательный аппарат.
– Такого не может быть, – сказал старик. – Во всяком случае, в Талмуде про это не написано.
– Написано, написано, – сказал Янош и процитировал на древнееврейском цитату из Талмуда.
– Ты еврей? – спросил его старик.
– Я большевик, – ответил Янош, – интернационалист.
– Большевик-интернационалист – это неплохо, – сказал старик и покачал головой, – но, если б к тому вы еще были евреем, так было бы совсем хорошо. Евреи! – сказал он. – Большевикам нужны, как я понял, оглобли для летательного аппарата. У кого есть эти летательные оглобли? Пусть тот скажет «а»!
– «О», – сказали хором евреи.
– По этому поводу есть история, – сказал старик. – Учитель балагул принимал экзамен у молодого балагулы. «Ицка, – сказал он. – Вот ты ехал на базар с клиентом, и у тебя сломалась оглобля. Что ты сделаешь в этом случае?» – «Я подвяжу ее веревочкой», – ответил балагула. «Но у тебя нет веревочки», – сказал учитель. «Тогда я пойду в лесок, и срублю древесину, и сделаю из нее новую оглоблю». – «Да, но ты едешь по полю». – «Тогда я зайду в лавку к Моше Эйнштейну и куплю у него совсем новенькую оглоблю». – «Да, но ты едешь по пустыне, и Эйнштейна нет вовсе. Что тогда?» И молодой балагула не знал, что тогда, и не получил диплома, но спросил учителя: «Хорошо, ребе, а как бы поступили вы на моем месте?» – «Я бы подвязал оглоблю веревочкой», – ответил учитель. – «Но у вас нет веревочки». – «Тогда я бы срубил бы в лесу древесину». – «Но вы ж едете по полю». – «Тогда б я купил оглоблю в лавке Эйнштейна». – «Да, но вы едете по пустыне и тут нет Эйнштейна! Что ж тогда?» – «Таки плохо, – ответил учитель. – Таки очень плохо».
Горит горн, два старых украинца и два старых еврея пытаются бить молотами по наковальне, но силенок у них нет, они чуть не бегут за тяжелым молотом после замаха, не в силах остановить его, и попадают этой громадиной куда угодно, только не по железному листу. Умаялись старые кузнецы, и тогда Мыкола предложил:
– А мабуть, к этому иностранцу податься? Мабуть, у его що есть?
– Та цей иностранец, – сказал Рувим, – средь нас шесть лет живет и говорит жестами, як немой.
– Что за иностранец? – спросил Янош. – Откуда?
– С королевства Манаки, – ответил Мыкола. – У его охранная грамота исть, от предрика и Совнаркома, что его трогать нельзя.
Начальник погранзаставы, Янош и Иван долго стучались в дверь, забранную витой чугунной решеткой, пока наконец она отворилась. Они вошли в прихожую, заставленную хомутами, картинами Леонардо да Винчи, унитазами, иконами Рублева, сапогами, валенками, красками, слитками золота и дверными ручками.
Иностранец повел их за собой в зал, так же заставленный всяческими богатствами, сжимая в одной руке маузер, а в другой – стилет, ткнул стилетом на охранную грамоту, лежащую под стеклом на столе, и сказал:
– Совнарком охрана. Иностранная общество Монако. Не трогать.
– Вы говорите по-русски? – спросил Иван.
– Нет.
– Парле ву франсе?
– Но.
– Шпрехен зи дейч? – спросил Иван.
– Никс.
– Парле итальяно?! – вдруг обрадовался Янош.
– Но, – покачал головой иностранец, поигрывая пистолетиком.
– Вот болван, – сказал Янош.
– Может, притворяется… – сказал Иван. – Иностранцу у нас хорошо. Я, бывало, если хотел лучший люкс получить в «Яре», – так только по-французски! Администрация передо мной ковром стелилась. Давай, давай, – сказал Иван нерешительно, – давай, сукин сын, говори по-русски.
Иностранец участливо, но в то же время издевательски развел руками.