АНИ. Если я скажу, что мне дали наркотик, – что будет дальше? Я снова буду предавать тех, кого ты мне подсунешь? И снова буду лишаться тех, кто стал мне дорог? Я снова буду предавать себя, предавая их?
РОГМЮЛЛЕР. Ты что, не хочешь больше помогать мне?
АНИ. Я не хочу предавать себя.
РОГМЮЛЛЕР. Хорошо. Ты знаешь мое отношение к детям, Ани. Я не хочу, чтобы из-за твоей бабьей глупой придури страдали мои дети.
АНИ. Что я должна сделать, чтобы спасти их?
РОГМЮЛЛЕР. Ты скажешь, что журналист тебе дал наркотик. Ты скажешь полиции, что он посягал на твою жизнь и честь.
АНИ. Может быть, есть какой-нибудь другой выход?
РОГМЮЛЛЕР. Иного выхода, чем быть со мной, чем быть с нами всю жизнь, у тебя нет.
АНИ. Вот послушай это. Там, на столе, – диктофон…
РОГМЮЛЛЕР подходит к столу, снимает подушку. Громко звучит его голос.
ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Мысль развивается только в том случае, если ей расставлены препоны!
РОГМЮЛЛЕР
ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Мы, наш режим, пошли на великий подвиг… (
РОГМЮЛЛЕР. Зачем они сделали это? Зачем, Ани? Они это дали тебе? Там еще много? Ты испугалась этого, да? Но это же была игра, если там ты услыхала что-то про себя, это была игра…
Песенка, звучащая по радио, оборвалась. Слышен голос диктора: «С чрезвычайным сообщением сейчас выступит корреспондент “Интернейшнл газетт” Лиз Джурович, лауреат Пулитцеровской премии». Звучит голос ДЖУРОВИЧ.
ЛИЗ ДЖУРОВИЧ. Вчера ночью был арестован официант варьете Шарль по обвинению в убийстве человека, известного здесь по кличке Азиат. Я называю имя настоящего убийцы, известного в городе горноспасателя Фрэда, который на самом деле является главой резидентуры СД оберштурмбаннфюрером СС Гуго Рогмюллером. Слушайте все, я включаю пленку, на которой записан последний разговор Рогмюллера с убитым им Азиатом!
Звучит монолог РОГМЮЛЛЕРА, когда он дает АЗИАТУ яд. РОГМЮЛЛЕР выключает радио. Трещит телефонный звонок.
АНИ. Это с виллы Пронто…
РОГМЮЛЛЕР (
АНИ. Выхода у вас нет, Фрэд. Впрочем, у меня тоже. Выключите телефон.
РОГМЮЛЛЕР. Выход есть. Либо я сейчас снимаю трубку и говорю моим коллегам, что операцию угробила ты, перевербовавшись к красным, и тогда сегодня же по всему рейху начнут искать твоих родственников, либо…
АНИ. Конечно, либо, Фрэд.
РОГМЮЛЛЕР. Разденься и ляг в постель журналиста.
АНИ. Это будет больно?
РОГМЮЛЛЕР. Нет. Пистолет бесшумный.
АНИ. Шум и боль – разные понятия.
РОГМЮЛЛЕР. Ты ошибаешься. Мгновенная бесшумная боль совсем не страшна.
АНИ. А как быть с твоей любовью ко мне?
РОГМЮЛЛЕР (
АНИ. Не надо глупостей. Опусти трубку. Я все это хотела сделать сама. У себя в номере. Просто мне было важно поговорить с тобой. Какая разница, где это сделать, – здесь или там?
РОГМЮЛЛЕР. Огромная. Если тебя найдут здесь, в постели журналиста, тогда он станет уголовным преступником и его выдадут здешним властям, где бы он ни был. А если тебя найдут в твоем номере – тебя закопают не как жертву, но как истеричную дуру.
АНИ садится на кровати, снимает кофточку, туфли. Слышен стук в дверь. РОГМЮЛЛЕР, схватив записку и диктофон, прячется в ванную комнату.
АНИ. Войдите.
Входит ПОЧТАЛЬОН.
ПОЧТАЛЬОН. Мадам мне сказали, что вы просили всех направлять сюда. Вам телеграмма.
АНИ. Спасибо.
ПОЧТАЛЬОН уходит. АНИ читает телеграмму. Входит РОГМЮЛЛЕР.
РОГМЮЛЛЕР. От кого это?
АНИ. Ты прочтешь ее, когда все кончится. Дай мне побыть с ней, пока я жива.
РОГМЮЛЛЕР. Не глупи.
АНИ. Налей мне вина, Фрэд. Перед смертью полагается делать последний глоток. И обреченным, и палачам.
РОГМЮЛЛЕР наливает вино в бокалы, достает из кармана сигареты, пистолет мешает ему вытащить зажигалку, он рассеянно кладет пистолет на стол, подле бутылки.
РОГМЮЛЛЕР. Дай мне телеграмму.
АНИ. На.
РОГМЮЛЛЕР (
Он смотрит на Ани и не замечает, как она, нацелив ему дуло пистолета в живот, нажимает курок. Слышит, как лязгнул курок.