Бетонные стены, деревянная софа, три кресла. На столе — очки с огромными диоптриями и лупа. Бумаги с увеличенным шрифтом. Небольшой столик с радиоприемником. Он молчит[59]. Тишина и электрический свет как будто подчеркивают искусственность его существования.
Последние усилия воли направлены только на одно — увлечь за собой как можно больше людей. Послать их в бой.
Еще недавно, в январе, в своем последнем выступлении он попытался внушить по радио всей Германии: победит не Азия, а Европа.
Усилием воли он пытается натянуть на себя какое-то подобие маски прежнего фюрера. Сейчас ему предстоит в последний раз подняться на поверхность. Но сначала — мучительно — проковылять двадцать метров по коридору, то и дело присаживаясь на скамейку.
И вот он обходит строй подростков с фаустпатронами. Вручает кресты. Пока еще — Железные. Увитые листьями с дуба Вотана. Посылает на смерть в последний раз. Стрекочет кинокамера. Последняя съемка…
В ночь на 28 апреля, когда обстрел рейхсканцелярии достиг высшей точки интенсивности и появления русских солдат можно было ожидать каждую минуту, Гитлер собрал «самоубийственный совет». Так назвала это совещание Ханна Райч. Было решено: как только враг войдет на территорию канцелярии, начнется массовое самоубийство. Деловито давались последние инструкции, как принять яд из флаконов. По словам Райч, все казались словно загипнотизированными этой идеей. Началась дискуссия, как произвести более полное уничтожение тел. Некоторые без конца повторяли клятвы верности фюреру… После смерти Гитлера наваждение развеялось, и из присутствующих на самоубийство решились, кажется, только Геббельсы. Министр пропаганды так долго внушал танатократические идеи всей стране, что вконец загипнотизировал и себя, и свою супругу. По словам Ханны Райч, Магда Геббельс выражала огорчение, что есть люди, не способные уничтожить себя, и которым придется жить без «чести», как человеческим созданиям без души…
Итак, все кончено. Женитьба на Еве Браун обозначает конец мифа о нечеловеческом существе — фюрере, невестой которого является сама Германия. Пожав руки сотрудникам, сгорбившись, он уходит за дверь. Все ждут. Где-то рядом после обильной выпивки вдруг начинаются бешеные танцы. Напряжение последних недель ищет выхода в истерическом веселье. Его не могут унять даже строгие окрики: прекратите, фюрер готовится к смерти! Наконец — выстрел. Через некоторое время приближенные осторожно открывают дверь в страшное помещение. Адольф Гитлер сидит, скрючившись, на кушетке. Ее спинка забрызгана кровью. Выстрел из «вальтера» был произведен в рот. Ева Браун, точнее, теперь уже Ева Гитлер, также мертва. У ее ног валяется револьвер, но она им не воспользовалась. Приняла яд.
Так закончилась эта партия вагнерианского героя. Его жена сознательно последовала за ним следом. Как Брунхильда за Зигфридом. Вскоре во дворе запылал жертвенный костер. Тела самоубийц подожгли с помощью бензина.
Одержимый Вотаном
Напомним, что Нибелунги — духи ночи и тьмы. А наследниками этих духов, по Вагнеру, являются люди. Раз так, то впору поговорить о роли духов в истории. И о союзе с ними смертных.
Как Гитлер заключил такой союз? Помните? «Спутав» Вотана со Христом, он считал, что получил посвящение от копья владыки Валгаллы.
Первоначально договор с диаволом порождает эйфорию могущества. В 1936 году, после успешного ввода войск в Рейнскую зону (генералы возражали) Гитлер заявил: «Я иду по предначертанному мне провидением пути совершенно безопасно, как лунатик по карнизу».
Лунатик? Что ж, обратимся к психиатру. Анализируя «Майн кампф», профессор М. Кох-Хиллебрехт пишет: «Из скучного потока слов в текстах Гитлера вдруг совершенно неожиданно появляются ясные четкие фразы. Создается впечатление, что это писал другой человек или сам автор неожиданно превратился в рупор некоего оракула. Подобные предложения часто даже выделены в тексте жирным шрифтом, впоследствии уже в Третьем рейхе превратились в крылатые слова: «Так я решил стать политиком», «Германия либо станет великой державой, либо ее не будет вообще»…
«В то время как другие государственные деятели учитывали реальность существующего соотношения сил, он отталкивался от несуществующего. Точно так же, как начал он без оглядки на реальное положение вещей проектировать новый мегаполис Берлин, планировалась им и полная перестройка Европы и всего мира; не только он сам пришел из ниоткуда — из ниоткуда шли его мысли» [47]. Современный исследователь, возможно, и сам не осознал, насколько точно разложил на простые слова неосязаемую материю гитлеровского феномена. Источником мыслей Гитлера действительно было «великое ничто», сама диавольская пустота. И не случайно мысли эти, созидательные на первый взгляд, вели только к одному — смерти и разрушению.
Все это явно роднит фюрера с обожаемым им Ницше. Тот сам называл себя лишь мундштуком нечеловеческих сил. Диавол дунул в свою трубу, и прогремело: «Бог умер!»