Неизданный Федор Сологуб

КОНЬ, ЛОШАКИ И ШАЛУН

Гордился конь пред лошаками
И быстрым бегом, и статьями.
И точно, был на загляденье конь:
                       В глазах — огонь,
                       И хвост трубою,
   И шея крепкая дугою,
Спина сильна и широка.
Могучего носил он седока
     На мирном и на бранном поле,
     Всегда его послушен воле.
     Седок доволен был конем
                       Ему покорным,
   Поил его и медом, и вином.
                       Кормил зерном отборным.
   От зависти взревели лошаки:
     — Мы не потерпим зла конизма!
Верней, научнее заветы лошакизма! —
                       И скалили клыки.
                       Ретивый конь, не труся,
   Вступил на скользкий путь дискуссий,
     Но, закопыченный, устал,
                         И зачихал.
   — Наш доблестный товарищ болен сапом! —
Ревут все лошаки. Развязка не долга:
   Сгрудившися, берут его нахрапом,
Да и ведут лечиться в дальние луга.

   Я видел иногда: мальчишка,
            Изрядный шалунишка
Капризничает и шумит,
                           Кричит,
                           Визжит,
   Но няня строгая подходит,
И за руку его подалее уводит:
   Пускай один поколобродит.
                           Короче говоря,
Вот какова мораль у этих басен:
Когда даешь уроки Октября,
            То будь в отъезд согласен.

8 (21) января 1925

6[85]

НЕДОРАЗУМЕНИЕ С НЕВОЮ

      Перетерпев судеб удары,
      Мы в удареньях знатоки.
      Никто не скажет, что мадьяры,
      Хотя и храбры, но жидки,
И также знаем мы, что все напитки
      Бывают жидки,
   Какой ни примешай к ним густоты,
   И если говорим мы про хвосты.
      Так мы не говорим: прохвосты,
Все эти истины, конечно, просты,
      И ведомы, бесспорно, всем.
      Я речь о них завел затем,
   Чтоб присказка была, потом же будет сказка,
      И в ней завязка и развязка.

   Нева не хочет быть Невой,
   Уж каламбур наскучил ей избитый,
   И плещется она волной сердитой,
   Когда ей пушки говорят: не вой!
   Шумит, ревет, взывает в злости ярой.
      — Хочу быть Розой или Кларой! —
Склонилась наконец к ее моленью власть,
      Ей дали имя Роза,
      Но что же за напасть!
Бунтует Роза, нет зимой мороза.
Кондукторша стояла у окна
Чрез Розу проходящего вагона,
      И объяснила так она
      Причину бунта, рева, стона:
— Вишь, на подъем она легка,
Наделает немало злого.
   Да что с воды спросить? Жидка,
   Спросить бы надобно иного.
      Нелегкие деньки
      К нам в Ленинград приходят:
Волна вслед за волной повсюду колобродят,
                                                     Жидки.
      Услышал эти речи
      Внимательный и верный комсомол
             И, взяв кондукторшу за плечи,
                 В милицию отвел.
      Что жидко здесь, и что здесь густо,
Все объяснили ей. Идет домой,
   Кричит: — Чтоб всем вам было пусто!
                 Всех, Роза, довела домой! —
   Вы слышите здесь недоразуменье,
   Поставлено неверно ударенье.
      Всем надо знать, что воды у реки,
             Так точно, как и все напитки,
                       Бывают жидки,
                       А не жидки,
                       И говоря неверно,
Вождей заденешь Коминтерна.

4 (17) января 1925

7