Неистовый сын Трира

О том, что деньги Марксам нужны, она знала. Видела, какие продукты – самые дешевые! – покупает Женни, слышала, как Эмма Гервег, у которой Женни брала деньги в долг, бранилась, называя Арнольда – фрау Руге стояла в это время за дверью – словами, от которых у нее, у фрау Руге, зашлось сердце. Желая хоть как-то отомстить за это, фрау Руге сказала Женни, когда они встретились:

– Теперь-то вы, конечно, жалеете, что отвергли предложение моего мужа жить коммуной. Вам было бы намного легче, мадам Маркс. Намного легче…

Женни, не подозревая, чем вызваны эти слова фрау Руге, ответила, радуясь предоставившейся ей возможности поговорить с фрау Руге о деньгах.

– Фрау Руге, – сказала она, – Карл не хочет беспокоить вашего мужа, но, может быть, вы сами, когда ваш муж почувствует себя лучше, напомните ему, что по договору с Карлом он должен ему некоторую сумму. Признаюсь, Карл не может говорить о деньгах, стыдится таких разговоров, поэтому я взяла на себя смелость заговорить об этом с вами, фрау Руге.

– В денежные дела мужа я не вмешиваюсь, – ответила фрау Руге с вызовом, чем немало удивила Женни. – К тому же деловые разговоры с Арнольдом полностью исключаются.

Женни пожаловалась Карлу.

– Эта саксонская толстушка, – сказала она о фрау Руге, – повела себя вдруг самым странным образом: она заговорила со мной в таком вызывающем тоне, что я растерялась и не нашла что ответить ей, Карл. Хотя я очень вежливо попросила ее напомнить мужу о деньгах, которые он обещал тебе… Ты ведь знаешь, – продолжала Женни, видя, что Карл молчит, – я задолжала Эмме Гервег, а теперь зима, продукты дорожают, и у тебя уже нет ни одной пары целых носков…

Карл молча обнял Женни, прижал ее голову к груди, погладил, потом сказал, вздохнув:

– Я что-нибудь придумаю. Я попрошу Мозеса Гесса… Или еще кого-нибудь…

Женни знала, что ничего такого Карл не придумает, что никого он не станет просить о деньгах – не решится, постесняется, забудет. Решительный и настойчивый во всем, что касалось его работы, его убеждений, Карл проявлял, по словам самого же Руге, аристократическое пренебрежение к тому, что касалось материальной стороны его жизни. Тут он давно привык довольствоваться самым малым, самым необходимым, полагая, должно быть, что в этих делах надо следовать Эпикуру: удовлетворять лишь те потребности, которые являются естественными и необходимыми, только естественными и только необходимыми.

Женни решила, что продаст кое-что из приданого.

Карл между тем вдруг решительно заявил:

– Нет, я сейчас же пойду к Арнольду. И саксонская толстушка, как ты назвала фрау Руге, меня не остановит. В конце концов, у меня к Арнольду дело чрезвычайной важности.

Карл собрал со стола бумаги и направился к двери, весело подмигнув изумленной его решительностью Женни.

Фрау Руге не успела ничего сказать, лишь испуганно охнула. Карл толкнул плечом дверь и оказался в комнате Арнольда. Он ожидал увидеть его в постели. Но Арнольд сидел в кресле перед камином и читал книгу.

– Арнольд! – сказал Карл. – Ты чувствуешь себя лучше! Я рад! Я искренне рад, Арнольд!

Вбежала фрау Руге, но Арнольд взмахом руки велел ей выйти.

– Ты не представляешь, Арнольд, как я рад тебя видеть здоровым…

– Ты торопишься, Карл, – сказал Арнольд, болезненно морщась. – Ты торопишься причислить меня к здоровым. Я болен, Карл, я очень болен. А в кресле я потому, что устал лежать. Понимаешь, мне больно лежать. Да что лежать! Мне больно смотреть, больно думать, больно говорить. Поверь мне.

– Не хотелось бы верить, Арнольд. Но ты говоришь…

– Да, да, Карл! Это так. А зачем ты пришел? Есть какие-нибудь новости? Кстати, я получил записку от Гейне, он собирается на днях навестить меня. Я напишу ему, чтобы он встретился с тобой. А я вряд ли смогу его принять. Вряд ли… Так что нового? – спросил Руге, помолчав. – Что у тебя за бумаги?

– Письмо от Энгельса. Принес свою статью Гесс.

– Хорошо. Еще что?

– Стихи Гервега. Ты прочтешь?

– Нет, нет, Карл. Я ничего не стану читать. Я полагаюсь на тебя. Главное теперь – спасти журнал. После того как эти проклятые французы… – Руге не договорил, махнул рукой и замолчал, закрыв глаза.

– Арнольд, я хотел обсудить с тобой твою «Переписку»… Следовало бы кое-что уточнить и добавить.

– Карл, – сказал Руге, не открывая глаз. – Делай, что надо. Я не могу обсуждать. Не могу. Признаюсь, я уже похоронил наш журнал. Спасешь его – честь тебе и хвала. Иди, Карл… Не теряй времени. Фребель каждый день шлет мне требования. Иди.

– Ладно, Арнольд, – сказал Карл. – Я все сделаю. А ты поправляйся.

– Жить – вот что главное, – сказал Руге. – Вот что главное. А все прочее – суета… Сейчас я переберусь в постель, нет никаких сил. Скажи моей жене, пусть войдет…

Карл, передав просьбу Арнольда фрау Руге, которая взглянула на него с осуждением, только тогда вспомнил, что не поговорил с Руге о деньгах.

Женни поняла это сразу же по его лицу. У Карла было лицо ребенка, которого послали в булочную за хлебом, а он вернулся с игрушкой.

Женни улыбнулась и сказала:

– Ничего, в другой раз, Карл. Он очень плох?