Неистовый сын Трира

– Значит, снова заговор? – спросил тогда Виллиха Маркс. – Значит, снова с одной стороны – кучка отчаянных храбрецов, с другой – серая толпа? Значит, снова улицы, усеянные трупами рабочих? И жесточайшее преследование всех, кто прольет над погибшими слезу даже из чувства простого сострадания? Но ведь это же авантюризм и преступление! Опомнитесь, Виллих! Я могу понять, что вы страстно желаете немедленной революции. Кто из нас этого не желает?! Но руководствоваться желаниями мы не можем! Надо учитывать реальные условия борьбы! А они сейчас таковы, что о революции, о немедленной революции, помышлять не приходится! Она может наступить только вслед за новым экономическим кризисом!

Виллих не унимался.

– Кризисы, условия борьбы, экономические кризисы – все это выдумка, чепуха! Все это из области теории! – выкрикнул он в ответ. – Воля революционера – вот что решает успех дела. Воля! И только воля!

В защиту Виллиха выступил Карл Шаппер. И это было особенно горько: ведь Карл Шаппер принадлежал к старой гвардии, прошел рядом с Марксом и Энгельсом суровую школу революционной борьбы.

Ответная речь Маркса, к сожалению, не убедила ни Шаппера, ни Виллиха, ни их сторонников.

Начался горячий спор, во время которого вспыльчивый Конрад Шрамм вызвал Августа Виллиха на дуэль. Виллих принял вызов Шрамма и покинул заседание.

Через месяц Виллих, Шаппер и их сторонники были исключены за их раскольническую деятельность из Союза коммунистов. Виллих на дуэли ранил Шрамма. К счастью, легко.

Тогда же, в ноябре 1850 года, Энгельс принял решение о переезде в Манчестер, чтобы стать там приказчиком в фирме «Эрмен и Энгельс». Маркс понял, вернее, догадался, что Энгельс принял это решение главным образом ради него. Без материальной помощи, какую постоянно оказывал ему Энгельс, он давно уже был бы раздавлен обстоятельствами. Правда, предполагалось, что Энгельс пробудет в Манчестере недолго, что со временем им удастся начать в Лондоне новое предприятие, например открыть корреспондентское бюро, которое станет приносить хоть какой-нибудь доход.

Увы, этой надежде не суждено было сбыться: литературное дело для революционера и коммуниста в буржуазном обществе вообще не может стать прибыльным. В большей степени, чем кто-либо другой, Маркс в эти годы испытал это на себе. Его имя давно стало пугать издателей. К тому же добровольные и подкупленные полицией клеветники и интриганы хорошо делали свое черное дело. В конце концов им удалось оклеветать не только Маркса, но и весь Союз коммунистов.

В мае и июне 1851 года по приказу прусского короля был арестован кёльнский Центральный комитет и многие ведущие члены Союза. Приказано было также схватить Маркса и Энгельса, если они окажутся на немецкой земле. Арестованные были обвинены в государственной измене.

Процесс над кёльнскими коммунистами длился полтора года. И все это время Маркс и Энгельс предпринимали самые решительные шаги, чтобы помочь своим товарищам. Помощь эта оказалась решающей: были разоблачены полицейские подделки, фальшивки, подтасовки, на которые прусское правительство не жалело денег и которые должны были очернить деятельность коммунистов, представить их перед судом присяжных коварными и жестокими заговорщиками. Впрочем, присяжные все же признали подсудимых – семерых из одиннадцати – виновными. И это не удивительно: шестеро присяжных были из дворян, четверо представляли финансовую аристократию, двое – высших государственных чиновников. А все вместе они были верноподданными его королевского величества.

После суда над кёльнскими коммунистами связь Маркса и Энгельса с Германией практически прервалась, немецкие общины Союза коммунистов распались. Лондонская община была распущена по предложению Маркса.

Маркс знал, что в рабочей комнате Энгельса хранятся и черновики тех статей, которые Энгельс написал для американской газеты «Нью-Йорк дейли трибюн» («Нью-йоркская ежедневная трибуна») вместо него. Когда редактор газеты Чарлз Дана предложил Марксу сотрудничать в его газете, Маркс еще плохо писал по-английски. Энгельс сразу же пришел ему на выручку. Да и теперь он делает это довольно часто, потому что нехватка времени, болезни и прочие напасти выбивают Маркса из колеи. Следовало бы, наверное, отказаться от газетной работы, освободить от нее и себя, и Энгельса. Особенно Энгельса, который и без того вынужден проводить все дни за конторкой приказчика.

•

Маркс и Энгельс проговорили всю ночь. Дважды за это время Маркс наведывался к жене и, убедившись в том, что она спит, возвращался к Энгельсу. Расстался с ним только на рассвете, когда Мэри и Лиззи уже начали готовить завтрак.

Войдя в комнату, где спала жена, Маркс тихо спросил:

– Ты спишь, Женни?

Женни не ответила. Притворилась спящей. Она не спала и тогда, когда Карл наведывался к ней среди ночи. Думала о детях и о нем. О нем так же, как о детях: что он пропадет без ее забот и любви. И о том, стало быть, что ей надо держаться, жить. Ради них. Ради Карла и детей.

Глава вторая