Неистовый

А потом появилось чувство вины. Оно разъедало меня изнутри, словно растущая опухоль. И я даже не могла определиться, что хуже. То, что меня связывал не просто секс на одну ночь с ее бывшим парнем, и что выливалось в еще одну проблему, или что я не участвовала во всеобщем ворковании, которое Глэдис, Сидни и Элли устроили вокруг сестры.

Поэтому в четверг, когда мы сели в самолет, чтобы вернуться домой, меня охватило облегчение, даже несмотря на опасения из-за встречи с родителями. Как только мы вернулись в особняк, я добралась до своей комнаты и рухнула на кровать с балдахином. Я чувствовала себя настолько измученной, что даже не пыталась скрывать свое состояние. Легкие кричали в агонии из-за танцев, прогулок и… ну, давайте просто скажем, что заниматься сексом на холодных плитках не самая лучшая идея. Так что я практически чувствовала слизь, которая обволакивала мои дыхательные пути. И хотя мне следовало записаться на прием к доктору Гастингу как можно скорее, я не могла уехать отсюда до свадьбы.

Я перекатилась на кровати, чтобы написать Элли и поинтересоваться, как прошел ее перелет до Нью-Йорка (она не смогла остаться на свадьбу из-за семейного торжества), как вдруг дверь распахнулась и старшая сестра ворвалась в комнату словно фурия.

– Нам нужно поговорить.

Повернувшись, я развалилась на троне из пухлых разноцветных подушек. Буря в ее глазах утихла моментально, стоило ей увидеть мои влажные щеки и покрасневшие глаза. А лицо исказилось от беспокойства. Именно такой Милли всегда была со мной. Даже несмотря на то, что я вела себя как капризный ребенок на ее девичнике, она таяла над моей холодной плотью.

Я похлопала по пустой стороне кровати, молча приглашая ее присоединиться. Туда, где мы сидели, смеялись, плакали, смотрели на светящиеся в темноте звезды и строили безумные планы. Я выбросила белый флаг. А она в ответ, наконец, переступила порог и закрыла за собой двери.

– Давай поговорим, сестра, – засмеявшись ответила я и тут же, закашлявшись, опустила голову.

– Я не хотела, чтобы ты узнала об этом так. Никогда, – сказала Милли, закинув руки за голову и уставившись в потолок.

Я расположила голову между ее подбородком и подмышкой, и под этим углом прекрасно видела голубую венку, которая тянулась от ложбинки к левой груди, помогая ее телу подготовиться к кормлению грудью.

– Но я не могла сказать тебе об этом между делом, и мы обе знаем почему. Папа наседает на тебя, мама безумно напугана, узнав, что ты одна в Нью-Йорке, и мне не хотелось еще сильнее давить на тебя. Глупое решение, знаю, но лишь потому, что остальные догадались об этом намного раньше, чем следовало, из-за моего токсикоза и склонности зеленеть каждый раз, когда почувствую запах кофе. – Милли сделала глубокий вдох и потерлась щекой о мою. – Глэдис и Сидни поняли все неделю назад. Я собиралась рассказать тебе перед девичником, но ты превзошла все мои ожидания, организовав поездку в Вегас, и мы так и не смогли поговорить один на один.

– Я работаю с детьми, – надулась я и, прижав подушку к груди, дернула за торчащую из нее нитку. – Ты могла бы сказать мне об этом даже между делом. Я бы все равно обрадовалась за тебя. Почему ты считаешь иначе?

Она сглотнула и посмотрела вниз, в пространство между нами.

– Потому что, Рози, любовь и страсть – две силы, из-за которых человек теряет здравый смысл, какими бы хорошими их ни считали. – Сестра повернулась ко мне лицом и подсунула руку под голову. – Я не хотела взваливать это на тебя вместе со свадьбой, пышной церемонией и прочим. Для меня все происходящее тоже кажется странным, понимаешь? Я не привыкла, чтобы в жизни все давалось так легко.

Я притянула ее в объятия и втянула воздух через нос, наслаждаясь духами с ароматом цветущей вишни, которыми она всегда пользовалась. Он у меня всегда ассоциировался с домом.

– Я никогда так не радовалась за другого человека, – сказала я, и каждое слово давалось мне легко и просто, потому что это была чистая правда. – И привыкай к тому, что все дается тебе без труда, ты честно и справедливо это заслужила. А теперь расскажи мне все подробности. Какой у тебя срок?

– Девять недель. – Она прикусила уголок губы и провела рукой по животу, едва касаясь пальцами. – От запаха кофе меня тошнит, а стоит подумать о беконе, как по спине ползут мурашки от отвращения. И, Рози, мои сиськи. Они так сильно болят. Такие чувствительные и большие. Но Вишес очарован ими еще сильнее. – Сестра закатила глаза и фыркнула от смеха. – Врач сказала, что первый триместр самый трудный, а потом все проходит как по маслу.

Я не стала рассказывать ей о молодых мамочках, с которыми работала, и о том, что настоящие трудности начинались с момента, когда ребенок появлялся на свет. Вместо этого обняла ее и переплела наши ноги.

– Как ты терпишь меня, сестренка? Серьезно. Я, наверное, худший человек в мире, ведь всю неделю вела себя как избалованный ребенок только потому, что на несколько жалких секунд почувствовала себя на твоем месте. Не центром вселенной.

– Боже, Рози, не преувеличивай. Ты, конечно, не блистала в Вегасе, но…