3-Джейн стала центром внимания, капризной жилкой золота в гранитном массиве семьи. "Нет, — подумала Энджи, — серебра, тусклого и сумасбродного". Изучая снимок 3-Джейн и двух ее сестер, сделанный китайским туристом у озера возле какого-то отеля во Фрисайде, Беккер неизменно возвращается к глазам 3-Джейн, рассматривает выемку ключицы, хрупкие запястья. Физически сестры совершенно идентичны, и все же нечто выделяет 3-Джейн. И попытка Беккера докопаться до природы этой особенности превращается в основной посыл всего фильма.
По мере того как расширяется архипелаг, Фрисайд процветает. Банковский узел, публичный дом, гавань данных, нейтральная территория для воюющих корпораций — веретено начинает играть все более сложную роль в истории высокой орбиты; тем временем владельцы "Тессье-Эшпул СА" скрываются еще за одну стену, на этот раз — дочерних корпораций. Имя Мари-Франс ненадолго всплывает в связи с разбирательством в женевском патентном суде по поводу определенных достижений в области создания искусственного интеллекта. Впервые и только на короткое время достоянием общественности становится информация о массированных вложениях Тессье-Эшпулов в исследования в этом направлении. И вновь семейство проявляет свою своеобразную способность исчезать из виду, вступая в еще один период забвения, тот, что окончится лишь со смертью Мари-Франс.
Постоянно будут ходить слухи об убийстве, но любая попытка расследования натолкнется на богатство и изолированность клана, на сложное переплетение их финансовых и политических связей.
Вторично просматривая фильм Беккера, Эн-джи уже знала личность убийцы Мари-Франс Тессье.
На рассвете, не зажигая на кухне свет, она приготовила себе кофе и села смотреть на бледную линию прибоя.
— Континьюити.
— Здравствуй, Энджи.
— Ты знаешь, как связаться с Гансом Беккером?
— У меня есть номер телефона его агента в Париже.
— Беккер что-нибудь снял после "Антарктики"?
— Насколько мне известно, ничего.
— А как давно это было?
— Пять лет назад.
— Спасибо.
— Пожалуйста, Энджи.
— До свидания.
— До свидания, Энджи.
Уж не считал ли Ганс Беккер, что 3-Джейн повинна в смерти Эшпула? Казалось, он каким-то окольным путем внушал эту мысль.
— Континьюити.
— Здравствуй, Энджи.
— Фольклор компьютерных жокеев, Континьюити. Что ты об этом знаешь?
Интересно, что подумает Свифт, спросила она себя.
— Что бы тебе хотелось знать, Энджи?
– "Когда Все Изменилось"…
— Архетип мифа встречается обычно в одной из двух версий. Одна версия предполагает, что матрица киберпространства населена — или, скорее, посещаема — некими существами, чьи характеристики соответствуют первичному архетипу "скрытого народа". Другая основана на предположении о вездесущности, всесильности и непостижимости самой матрицы.
— То есть, что матрица есть Бог?
— Можно сказать и так, хотя в рамках архетипа точнее было бы говорить о том, что у матрицы есть Бог, поскольку вездесущность и всесильность этого существа ограничивается матрицей.
— Если у него есть ограничения, он не всесилен.
— Вот именно. Обрати внимание на то, что архетип не наделяет его бессмертием, что обычно присуще религиозным системам, основанным на вере в высшее существо, — по крайней мере, в рамках именно вашей культуры. Киберпространст-во существует — если, конечно, можно употребить слово "существует" — лишь благодаря деятельности людей.
— Как ты.
— Да.
Энджи вернулась в гостиную, где в сером рассветном свете очертания кресел эпохи Людовика XVI стали чем-то похожи на скелеты: их изогнутые ножки напоминали позолоченные кости.
— Если бы подобное существо имелось в действительности, — спросила она, — ты был бы его частью, так?
— Да.
— И ты знал бы об этом?
— Не обязательно.
— Ты знаешь?
— Нет.
— Ты исключаешь такую возможность?
— Нет.
— Тебе не кажется, что это довольно странный разговор, Континьюити?
Ее щеки были мокрыми от слез, хотя она и не заметила, когда они начали течь.
— Нет.
— Как вписываются истории о… — Она помедлила, едва не сказав слово "лоа". — О существах в матрице… как они уживаются с представлением об этом сверхсуществе?
— Никак. И то и другое — лишь версии события, известного как "Когда Все Изменилось". И та и другая версии очень недавнего происхождения.
— Точнее?
— Приблизительно пятнадцать лет.
Девочка проснулась, почувствовав, что рот ей зажимает холодная ладонь Салли. Другая рука жестом призывала к молчанию.
Горели мелкие лампочки, встроенные в зеркало с золотыми искорками. Одна из ее сумок была открыта и стояла в ногах гигантской кровати, рядом с ней — аккуратная стопка одежды.
Салли прикоснулась указательным пальцем к плотно сжатым губам, потом жестом указала на одежду и чемодан.
Кумико выскользнула из-под пухового одеяла и, спасаясь от холода, натянула свитер. Снова взглянув на Салли, она заколебалась, не заговорить ли ей вслух. "Что бы это ни было, — подумала она, — достаточно одного слова, чтобы появился Петал". Салли была одета так же, как в последний раз, когда Кумико ее видела: дубленка с барашковым воротником, под подбородком завязан клетчатый шарф. Она повторила жест: собирай вещи.