И разумеется, все эти атлеты, которые нанимались для того, чтобы выигрывать, чтобы побеждать, абсолютно не считались ни с какими правилами игры. В результате получилась какая-то непристойная «неразбериха», полная фальши, подкупных обвинений и контробвинений, настоящая атмосфера уголовного процесса. В этой атмосфере действовали «приспешники» всех тайных профессий – люди «дна», продавцы запрещенного виски, шулера и проститутки. Для всех этих наемных гладиаторов ученье являлось совершенно лишним занятием, и таким же сделалось оно постепенно и для большинства студентов. Главной их целью было выиграть игру, победить противника в состязании и получить за это полагающуюся награду. Вот какой результат дало решение нефтяного короля сфабриковать культуру тем самым способом, каким он сфабриковал все свои нефтяные предприятия!
IV
Банни отправился к тому молодому адвокату, которому союз нефтяных рабочих поручил защиту восьми политических заключенных. Самый союз на практике перестал уже существовать, и молодой юрист недоумевал, спрашивая себя, кто же заплатит ему за его хлопоты. Визит Банни его очень успокоил, так как он был уверен, что молодой нефтяной принц не откажется пожертвовать некоторую сумму денег в защиту своих друзей. Или, может быть, он был командирован в качестве разведчика противной стороны.
Молодой мистер Гарингтон принялся тотчас же развязно излагать свое мнение об этом деле. То, как правительство поступило с этими восемью рабочими, не имело прецедентов во всей истории всех наших законов, и если бы это могло повториться, то это значило бы, что американскому правосудию настал конец. Предполагается, что каждый заключенный знает сущность наводимого на него обвинения, то есть того злодеяния, которое он совершил. Но во всех этих случаях «криминального синдикализма» представители обвинения ссылаются на нарушение закона лишь в общих, крайне неопределенных выражениях. И больше ничего. Какую же защиту вы можете готовить в таком случае? Каких свидетелей вы можете вызывать, если вам не известно ни время, ни место преступления, ни что именно сделал, написал или сказал обвиняемый? Вы являетесь в суд с завязанными глазами, связанным по рукам и ногам. И настолько судьи были терроризированы всеми этими крупными промышленниками, что ни один из них не отдал приказания местному прокурору произвести более подробное расследование этих обвинений… Так говорил адвокат, и Банни, придя в полное отчаяние, решился предпринять некрасивый поступок по отношению к Вернону Роско: отправиться к Аннабели Эймс. Аннабель была добра и мягкосердечна, и он сумеет ее растрогать, и, может быть, этим путем ему удастся подействовать и на толстокожего нефтяного магната.
И он поехал и сказал ей все, что знал об этих несчастных юных заключенных, о том, во что они верили, что делали и как страдали в темной, зловонной тюрьме. Аннабель слушала его, и слезы навернулись у нее на глаза, и она сказала, что «это ужасно, ужасно», что она не представляет себе, чтобы люди могли быть до такой степени жестоки. Но что могла она сделать? Тогда Банни ответил ей, что так как забастовка была давно ликвидирована, то Верну надо было теперь все это дело прекратить. Если же он будет говорить, что в данном случае он бессилен, что теперь это уже дело суда, то это неправда, так как местный прокурор имел всегда право ходатайствовать о прекращении дела, и если бы Верн сказал ему слово – он, безусловно, это сделал бы.
Вскоре Банни узнал, что его план подействовать на толстокожего нефтяного магната до известной степени удался. Верн был в его отсутствие у его отца, и мистер Росс никогда еще не видел его в таком состоянии. Он кричал, ругался, неистовствовал. Как смел Банни явиться в его дом и стараться нарушить мир в его семье? Если Росс до такой степени распустил своего сына, то он, Верн, сумеет его подтянуть… Так кричал Верн.
Банни поинтересовался узнать, что подразумевал магнат под этими словами? Не собирался ли он его побить или засадить в тюрьму вместе с теми, кто там уже сидел?
Банни решил твердо держаться намеченного плана – он имел полное право говорить с Аннабель, она была взрослой женщиной, и Верн никаким способом не мог ему этого запретить. Он сожалел, что всем этим огорчал отца, но вынужден был сказать, что в том случае, если дело это не будет прекращено и будет разбираться в суде, то он, Банни Росс, выступит в качестве свидетеля всех восьми обвиняемых и его показания будут первостепенной важности. Он проводил в домике ранчо Раскома все вечера, слушал все их разговоры о забастовке, знал их отношение к ней – и он может засвидетельствовать, что все они, как один человек, стояли за солидарность, за сплоченность рабочих как за единственный верный путь к победе, а на все акты насилия смотрели как на западню, в которую нефтепромышленники будут стараться их заманить. И если не будет возможности добыть необходимых для защиты денег другим путем, то он продаст автомобиль, который подарил ему отец.