Нефть!

По утрам Ви отправлялась с Банни в специальный гимнастический зал, где они вместе проделывали целый ряд акробатических номеров, и Ви говорила, что если когда-нибудь мистер Росс будет вынужден бросить свое дело, а она подурнеет и должна будет оставить сцену, то они с Банни смогут заработать несколько сотен долларов в неделю своими акробатическими кунстштуками. После полудня Ви отправлялась или с визитами, или в магазины и в этом случае требовала, чтобы Банни ее непременно сопровождал, так как у него был такой замечательный вкус, и ведь если она заказывала себе туалеты, то это единственно только для того, чтобы понравиться ему, Банни…

Своего Банни Ви продолжала любить по-прежнему. Она его обожала и была вполне счастлива только в его присутствии. Ей хотелось показывать его всему свету, включая сюда же и мир газет. Что касается Банни, то они уже достаточно долго были вместе, для того чтобы он мог вполне хорошо ее изучить и отдать себе отчет во всех плюсах и минусах этого союза. Ее так ярко выраженная чувственность его не пугала, так как он сам был молод и пылок, и то искусство любви, которое ему преподала Эвника Хойт, сочетаясь с тем, которому Ви обучили ее многочисленные любовники, кружило им головы, и не было сил противиться охватывавшим их порывам. Но духовно они совсем не подходили друг другу. Ви готова была слушать все, о чем бы он ни говорил, но о том, насколько мало интересовало ее все мало-мальски серьезное, можно было судить по тому, как она ловко старалась переводить такой разговор на другие темы. У нее была своя собственная жизнь – жизнь стремительная, полная возбуждений, жизнь напоказ. Она могла глумиться над миром кино, но тем не менее этот мир был ее миром, и аплодисменты и поклонение были именно тем, чем она жила. Она всегда «была на сцене», всегда играла роль – роль профессиональной любимицы публики, всегда блестящей, юной, красивой, веселой. Задумчивость и сосредоточенность в том кругу, к которому принадлежала Ви, считались чем-то чуть ли не предосудительным.

– Что с тобой, Банни? О чем ты думаешь? Уверена, что тебя опять беспокоит эта забастовка.

Сидеть спокойно на одном месте и читать было для Ви совершенно незнакомым занятием. Газеты и журналы иногда красовались на ее столе, и кто-нибудь из ее друзей брал их изредка в руки и проглядывал, но поминутно отрывался для того, чтобы взглянуть на какую-нибудь новую принадлежность ее туалета или принять участие в театральных сплетнях. Углубляться в чтение настолько, чтобы не желать, чтобы вас прерывали, – это было как будто даже немного невежливо. Не правда ли? Что же касается того, чтобы провести весь вечер за книгой, – о такой вещи Ви положительно никогда не слыхала. Она не выражала этого словами, но Банни понимал, что с ее точки зрения книга представляла собой нечто очень дешевое – каждый мог ее себе приобрести и засесть на целый вечер в угол. Но очень немногие могли иметь ложу в театре и сидеть в ней и чувствовать, что вы представляете собой зрелище почти такое же важное, как сама кинематографическая картина или пьеса.

Один из тех молодых людей, которые учились в трудовом колледже Дэна Ирвинга, жил в Нью-Йорке. Банни как-то раз с ним встретился, и они долго проговорили о положении рабочего движения во всех государствах. Банни очень хотелось бы видеться с ним почаще и вместе ходить на митинги – в этом громадном городе столько было интересного, и он был, между прочим, также и центром радикального движения. Но Ви об этом узнала и тотчас же принялась его «спасать», совершенно так же, как если бы он захотел начать курить опиум или пить горькую. Она давала за него обещания своим знакомым, возила его на обеды и вечера и придумывала всякие способы, чтобы не давать ему уходить из дома по вечерам одному. Банни понимал, что она все это проделывает для «спасения его души» и, по всем вероятиям, по просьбе его отца, но, как бы то ни было, это его угнетало.