Нефоры

Вечером мы с Лялькой сидели у нас во дворе и слушали, как поет под гитару Балалай, в кои-то веки в сознании. В старенькой покосившейся беседке мы сидели полукругом и слушали сильный и красивый голос Олега. Петь он по-настоящему умел, а уж если песня ему нравилась, то получался настоящий шедевр.

– Мне бы вспомнить, что случилось не с тобой и не со мною,

Я мечусь, как палый лист, и нет моей душе покоя;

Ты платишь за песню полной луною, как иные платят звонкой монетой;

В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны,

Ты краше весны, ты краше весны,

И пьянее лета… – пел Балалай. Его бархатный голос и переливы гитары заставляли замолчать даже Кира, который задумчиво сидел на занозистой скамейке и, поджав ноги, смотрел на небольшой костер, который мы развели на земле, обложив его кирпичами. Местная гопота, любившая доебываться до всех и каждого, проходила мимо, останавливаясь лишь на мгновенье, чтобы просто послушать песню. Ирка и Лаки, с улыбками, негромко подпевали Олегу, и песня становилась все красивее и красивее. Я не рисковал портить её своим голосом, поэтому просто слушал, обняв левой рукой Ляльку, а правой передавая пущенную по кругу бутылку с вином. Лялька тоже молчала, вслушиваясь в слова прекрасной песни «Мельницы». У каждого наверняка были свои мысли на этот счет, и каждый предпочел умолчать о них. Я же почему-то подумал о Леське, которая сейчас жила в «дальней стране, укрытой зимой», вспомнил о нашем с ней разговоре и, мотнув головой, убрал мысли подальше, после чего повернулся к Ляльке, обнял её крепче и поцеловал в макушку.

– Красивая песня, – тихо сказала она, когда Балалай закончил и, пользуясь моментом, подкручивал колки.

– И грустная, – добавила Лаки. Кир, кивнувший ей, вдруг ехидно улыбнулся. – Чего?

– Олежа, – Кир дождался, когда Балалай оторвется от гитары и добавил. – А давай «Ольгу». Знаешь?

– Естественно, знаю, – буркнул Олег, а потом просиял, поняв, куда клонит Кир. – А, вон ты о чем… Ща будет, братка.

– «Ольгу»? – не поняла Лаки, а потом вздохнула, когда Балалай коснулся струн. – Ну конечно. Кто б сомневался…

– Все забыл я, что помнил ране,

Христианские имена,

И твое лишь имя, Ольга, для моей гортани

Слаще самого старого вина, – уверенно выводил Олег, добавив в свой голос хрипотцы, а мы подпевали, ставя акценты в конце куплетов.

– Заебали орать! – рявкнула с какого-то балкона невидимая тетка.

– Пошла нахуй! – рявкнул ей в ответ Кир, и мы, не сговариваясь, запели громче.

– Вижу череп с брагой хмельною,

Бычьи розовые хребты,

И валькирией надо мною,

Ольга, Ольга, кружишь ты, – последнее «Ольга, Ольга» мы уже хором проорали так, что на нас стали кричать и другие соседи, но кому было на них не похуй?

– Славно дернули, – мечтательно сказал Кир, когда Олег закончил петь и, отложив гитару в сторону, скручивал косяк. Он посмотрел на Лаки и, улыбнувшись, добавил: – Про нашу Ольку только так и петь.

– Эт точно, – невнятно ответил Балалай и, чиркнув зажигалкой, шумно затянулся вонючим дымом. – Ох, бля…

– Не переусердствуй, Олежа, – вздохнула Ирка, когда Олег закашлялся.

– Да забейте, – махнул на друга рукой Кир и почти незаметно подвинулся к Лаки. – Оль…

– М? – спросила та, не замечая наших откровенных улыбок.

– А давай встречаться? – вкрадчиво спросил Кир, заставив Ольку поперхнуться вином и вытаращить глаза. Тут все уже заржали, глядя на её лицо.

– Что? – испуганно и как-то растерянно спросила она.

– Встречаться, говорю, давай. Я ж вижу, что между нами искры так летают.

Но Олька уже вернула на лицо привычную невозмутимость.

– Ты хам, Кирилл, и блядун, – сказала она, снова заставив нас рассмеяться. Но Кир не обиделся и весело посмеялся со всеми. – А я однолюб.

– И одноёб, – вставил Олег, за что получил от Кира подзатыльник.

– Поэтому я еще посмотрю на твое поведение, – закончила Лаки и, улыбнувшись, подсела к Киру поближе. Тот зарделся, как мак, что было даже в сумерках видно, а потом глупо хихикнул. – Ты чего?

– Я до этого момента все продумал, – честно ответил он. – А вот что дальше делать, хуй его знаю.

– Мужчиной быть, а не долбоебом, – вздохнула Лаки, беря его за руку. – Ляль, дай вина, пожалуйста.

– Горько! – закричал пьяный Жаба, а следом и мы. Правда, Олька отвесила Жабе затрещину и покачала головой.

– Никаких, блядь, «горько», – фыркнула она и смилостивилась над Жабой. – Больно, Ромочка?

– Ага, – ответил тот, потерев затылок. Лаки, мило улыбаясь, кивнула.

– В следующий раз поленом ударю.

– Так, закончили тут убийства, – встрял я. – Хороший вечер, хорошая компания, хорошие песни. Надо вам все обосрать, а? Олежа!

– А?

– Хуй на, друг мой ситный. Выбрасывай отраву свою и бери гусли. Барыни песен желают.

– Чего изволите? – подыграл Балалай, фальшиво тренькая на гитаре «В пещере горного короля».

– «А что нам надо»? – тихо пропел я и Олег тут же подхватил.

– «Да только свет в оконце», – пропели все, и через секунду грянула новая песня. Мы так же рвали глотки, так же орали соседи, но все были счастливы. В воздухе пахло теплом, вином и сиренью.