Неформат

При этой фразе у него выступила под шапкой на лбу испарина. Эти «детали» могли значить

многое – собственно говоря, всё.

– Позвони мне завтра сюда, и именно в такое время – не раньше четырёх и не позже семи.

Я как раз одна в это время. Занимаюсь, английский учу, – добавила она зачем-то целомудренно. –

Кстати, у меня книга тут одна появилась. Тебе может понравиться. Правда, она на английском. Из

той самой параллельной математики, о которой ты мне в первый день толковал. Где дважды два

– совсем не обязательно четыре. – Она снова явственно усмехнулась в трубку. – Но это не страшно

– я могу тебе перевести самые интересные куски. Так что, когда приедешь, почитаем. – Она снова

издала какой-то заговорщицки дружеский звук в трубку. – А теперь, молодое математическое

дарование, проверим вашу память на цепкость. Адрес запомнишь, егерь, или нужно записать? Ты

вообще откуда звонишь-то?

Чем дольше длился разговор, тем более свойским становился её голос, и именно поэтому

Савченко устыдился сказать правду.

Чёрт бы подрал этот вечный сюжет – принц и нищий! Этот доверчивый, приятельский

голос в трубке… Нет, признаваться в том, что он звонит из промёрзшей будки городского

автомата, казалось сейчас немыслимым!

– Да знаешь, с кафедры, – без усилий соврал он, – но записывать тут на виду у всех не с

руки. Придётся положиться на математическую память. Диктуй – запоминаю.

Она толково и лаконично, как учил её отец, выдала ему все полагающиеся инструкции – до

какой станции метро ехать, из какого вагона выходить, по какой стороне тротуара и куда идти. Он

поймал себя на мысли, что с удовольствием запоминает всю цепочку объяснений, будто ему

диктовали какое-то стройное в своей абстрактной красоте уравнение.

– Только знаешь что, – напоследок сказала она, становясь серьёзной, – обязательно

позвони мне из автомата в метро, перед тем как выехать. Ладно? Без звонка не приезжай, – ещё

раз, совсем уже серьёзно сказала она, и он понял, что планируется какая-то многоходовка.

Наверное, чтобы он не встречался с её родителями.

Это меняло всё – эта надежда и её тёплый, свойский голос в трубке. В тот вечер он с

энтузиазмом бросился через свежие московские сугробы в школу, где мыл по ночам полы в

спортзале за семьдесят рублей в месяц; в этот раз он даже не содрогался от стужи и усталости, как

это бывало прежде, потому что завтра или послезавтра его ждала она… Он лихо махал шваброй,

добросовестно меняя воду в ведре после каждого поперечного прохода по ширине спортзала, с

удовольствием глядя на свежую чистоту крашеных досок с баскетбольной разметкой, а мысли его

деловито носились в завтрашнем дне: он лихорадочно прикидывал, где можно купить цветы и что

уместно принести с собой в подарок.

На следующий день сразу после занятий он поехал на метро с пересадками в гастроном

«Новоарбатский», зная, что там с большей или меньшей вероятностью можно купить какие-то

сладости. Стоя в короткой очереди, скорость движения которой была тем не менее обратно

пропорциональна её длине, в кондитерском отделе в самом углу магазина, он, как нелёгкое

уравнение, решал житейскую задачу под названием «Что купить в качестве гостинца?» –

корректную коробку мармелада в шоколадной глазури или, по контрасту, килограмм развесной

пастилы? Вадим с детских изотовских лет любил пастилу, да и стоила она дешевле – всего 70

копеек килограмм, но ревностная интуиция провинциала горячо твердила ему в ухо, что заявиться

к ней на квартиру с мещанским серым кульком вместо какой-никакой, но все-таки нарядной

коробки – это совсем не по-московски. «Тут тебе не турбаза», – ещё раз твёрдо сказала ему

интуиция почему-то женским голосом, и Вадим сдался. Обернувшись к тётке в мохеровой шапке,

он вежливо улыбнулся и, нарочито акая по-московски, попросил её подержать его место в

очереди, пока он сбегает в кассу. На сдачу он попросил у кассирши десяток двушек, мысленно

поздравив себя с тем, что он стремительно превращается в практичного, всё предвидящего,

оборотистого даже в мелочах москвича.

До встречи оставались два сопряжённых и взаимозависимых действия – звонок ей и

покупка цветов. И то, и другое можно сделать у Киевского вокзала, и Савченко, не ощущая даже

январской стужи, вскочил на подножку троллейбуса, радуясь тому, что не придётся мёрзнуть на

остановке. Уж если ждать после звонка, то лучше на вокзале, в зале ожидания, не трясясь при

этом от холода.

Пока Вадим искал телефон-автомат, он машинально отметил про себя, что никогда раньше

не уезжал с Киевского вокзала, даже в Подмосковье на электричке.

«Странно, что за всю жизнь ни разу отсюда не ездил в Киев, – подумал он. – Да и в Киеве я

бывал всего раз – ездили с родителями в круиз по Днепру».

Вокзал оказался хоть и большим, но бестолково спланированным, и Савченко пришлось

увёртываться от потока пассажиров, которые выходили через машущие двумя створками двери на

платформу под сводчатым куполом. Озираясь в поисках телефона-автомата, он намётанным

глазом отметил присутствие тёток в толстых ватниках и валенках, которые, переминаясь с ноги на

ногу, торговали цветами, укутанными от мороза в мешковину.