Неформат

барбос, первым делом сбегал к кипятильнику и принёс ей горячего чаю в стакане. Она благодарно

обхватила обжигающе-горячий стакан двумя руками и почувствовала томительную боль в

замёрзших пальцах от резкого скачка температуры.

Вадим тем временем споро таскал с раздачи двойные порции сосисок с картофельным

пюре, бледные сваренные вкрутую яйца, щербатые блюдца с сероватым рыхлым творогом,

присыпанным ещё более серым песком-рафинадом поверх сметаны, и белый хлеб с фигурно

вырезанными брелоками сливочного масла. Всё это он победно водрузил перед Лялей,

довольный своим усердием и своей добычей.

– Угощение на столе! – весело воскликнул он. – Здесь есть всё, что нужно. А именно белки,

жиры и углеводы, в том числе сахар. Всё это адаптированная энергия солнца, преобразованная

методом фотосинтеза в корм, то бишь, тьфу, в продукты питания для нас, млекопитающих из

отряда приматов.

В другое время Ляля вступила бы с ним в весёлую, ни к чему не обязывающую дискуссию о

калорийности или энергетике солнца в твороге. Но сегодня её мысли витали далеко, как будто ей

и впрямь нездоровилось. Она в мыслях находилась уже там, под простынями своей постели,

рядом с ним, и творог ничуть не мог её занять.

– Ешьте, великий авиаконструктор, – сказала она устало-повелительным голосом

герцогини Девонширской, – телесная хворь, настигшая Красную Шапочку, напрочь лишила её

аппетита. Я могу пиршествовать только глазами, – добавила она, не уточнив, что за картинка

вертелась перед её мысленным взором. – Нет, серьёзно. Ешь и не оглядывайся, – добавила она с

такими же убедительными нотками в голосе, заметив его колебание и озабоченный взгляд,

который он бросил на неё, – я лучше чаем погреюсь. Так быстрее выздоравливают. Организм сам

знает, что ему требуется, – добавила она, бросив украдкой взгляд на Савченко и внутренне

покраснев от двусмысленности своей фразы.

Тот беззаботно принялся за сосиску, за неимением ножа умело кромсая её при помощи

сразу двух покривившихся алюминиевых вилок.

Ляля с воодушевлением наблюдала эту комичную сцену и не удержалась от комментария:

– Конструктор, чего это вы усложняете техническое решение задачи? Где это видано,

чтобы человек ел двумя вилками сразу? Что за избыточный запас прочности и перерасход

материалов в искомой конструкции?

Савченко иронически хмыкнул, поднося, наконец, упрямую сосиску левой вилкой ко рту:

– А ты молодец, Красная Шапочка! По-моему, ты начинаешь побеждать меня в словесных

шахматных партиях, причём моим же оружием – используя те же гамбиты, что и я!

Лялька удовлетворённо рассмеялась:

– Это королева. Она ходит как угодно.

– Кому, простите, угодно? – весело подхватил Савченко.

– Тому, кто играет, – парировала Лялька, и они громко, привлекая внимание всего зала,

захохотали от того, что наконец-то нашли нечто общее, – «Трёх мушкетёров» оба знали почти

наизусть.

– А если серьёзно, – отсмеявшись, продолжал Савченко, – одной вилкой можно есть в

моей родной Изотовке. Там, кажется, можно и вообще руками, вытирая их после о рукава. Но я не

собираюсь туда возвращаться. Вторая вилка в Москве и сейчас – это как второе крыло в самолёте.

Я моделирую неоптимальную ситуацию. Оптимально требуется нож, конечно, но, раз его нет,

вторая вилка выполняет ту же функцию.

В этот момент она окончательно всё для себя решила. Он был ей нужен – и в постели, и

просто так, чтобы кружить ей голову милой заумью, чтобы очаровывать её настырностью, с

которой он, как юный птенец, стряхивал с себя провинциальную скорлупу изотовского

застольного этикета и расправлял крылья. Но вначале – в постели… Она терпеливо выждала, пока

он доел вторую порцию творога, и сказала ровным, нейтральным голосом:

– Знаешь, я всё-таки пойду прилягу. Что-то знобит меня. Если хочешь, можешь проводить

меня до номера. Моя старая дева на весь день в гостях.

– Слушай, может, тебе чаю ещё принести? – озабоченно спросил он. – Горячий чай при

простуде – первое дело.

Но Ляля поспешно отказалась от чая – ещё не хватало, чтобы в решительный момент ей

пришлось отлучаться в туалет!

Обратно они шли в такт с ветром и метелью, которая продолжала бушевать и почти

полностью замела их утренний след. Ляля, отдав ему на согрев правую руку, обхватила Вадима и

засунула левую руку в карман его куртки. Они шли, тесно прижавшись друг к другу, и почему-то

очарованно молчали.

«Он, наверное, девственник. Ну, не может же парень просто так, по-пионерски, ходить

возле женщины две недели, даже если он не от мира сего и с техническими мозгами. Должен же

он, хоть теоретически, знать устройство женщины». Женщиной она мысленно именовала себя.

«Кстати, насчёт устройства: сколько у меня дней осталось? Если он теоретик, а не практик, это

важно. А то как бы не залететь случайно».

Вадим просто шёл вперёд, зарываясь глубоко в снег и заботливо ощущая в своих ладонях

теплоту её маленьких рук. Они с громким топотом стряхнули снег с ботинок в вестибюле, и Ляля

сказала:

– Пойдём, посмотришь, где я живу. А то одной, да ещё больной, в комнате сидеть скучно.

Соседки не будет часа три. Она со своей компанией в гостиницу «Интурист» на экскурсию

отправилась.