голосе к кому-то или к чему-то в высокой траве. Она подошла поближе и увидела, что в траве
навытяжку, как по стойке смирно, сидел соседский кот, выпятив пушистую грудку и задрав голову, и на полном серьёзе внимал убедительным интонациям её отца, который расточал коту
комплименты по поводу его окраса и пушистости. Позднее за ужином, давясь смехом, Ляля
подначивала отца: «Послюшай, ара, о чём можно гаварить так долго с котом?! Он тебя слушал, как
вежливый гость слюшает тамаду». Отец тогда победно посмотрел сначала на дочь, а потом на
жену, и сказал с торжествующими нотками в голосе: «Комплименты все любят – особенно
женщины, и это был не кот, а именно кошка. Женщина, даже кошачьего племени, заслуживает
комплиментов самим фактом своего существования». Ляле этот случайный отцовский афоризм
запал в голову, и она с удовольствием вмонтировала его в следующее школьное сочинение по
литературе, начав абзац с фразы: «Пушкин считал, что женщина заслуживает комплиментов
самим фактом своего существования». Серый, без полета мысли и вдохновения учитель
литературы, возвращая проверенные сочинения, как-то особенно посмотрел на Лялю. В тетрадке
он подчеркнул смелую фразу красной волнистой линией, приписав на полях: «Из чего это
следует?»
Ляля пожала тогда плечами, с досадой захлопнула тетрадку и мысленно пожалела, что
потратила столь вкусный интеллектуальный изыск на этакое убожество.
Теперь она с улыбкой вспомнила этот эпизод, стоя голышом перед зеркалом в ванной и
ожесточённо надраивая зубы щёткой: неосознанно пыталась согреться энергичными
движениями. Её маленькие крепкие груди ритмично двигались в такт движениям руки, и Ляля
критически на них посматривала, одновременно сожалея о том, что не удалось досмотреть
морскую часть сна до конца.
Она и вправду согрелась от резких движений, а может, от хорошего настроения, которое
постепенно заполнило её сознание. Ей захотелось горячего крепкого кофе, захотелось наружу, на
белый снег и мороз, а больше всего не терпелось увидеть вчерашнего знакомого, привидевшегося
так кстати во сне. Выскочив из ванной, она стала одеваться быстрыми бесшумными движениями.
Алый лыжный костюм невозможно шуршал в тишине комнаты, и Ляля, стараясь не
разбудить этим шуршанием Лильку (объяснять ранний подъём не хотелось), расставив руки и
ноги, как космонавт в скафандре, неслышно вышла из номера, стараясь не стукнуть болванкой
казённого ключа о дверь. Она помчалась по коридору, надевая тёплые варежки на ходу и громко
топая лыжными ботинками. Все в корпусе ещё спали, и Ляля понеслась вниз по лестнице,
перепрыгивая через ступеньки. Она на полной скорости вылетела на площадку первого этажа и с
разбега врезалась в него, так что он чуть не опрокинулся навзничь.
– Вы опять норовите упасть, Красная Шапочка! – воскликнул вчерашний знакомец,
моментально отходя от шока.
– А Вы опять меня спасаете, Дровосек! – отпуская его рукав, за который она
непроизвольно схватилась, и пытаясь скрыть смущение, ответила она. – А кстати, что Вы здесь
делаете? Мы же договорились встретиться в столовой. И, кстати, почему мы снова на вы?
– У меня, совсем кстати, есть ответ на все эти вопросы, – в тон ей подхватил Савченко. Ему,
как и вчера, с первой минуты легко с ней говорилось, как будто они знали друг друга вечность.
Или это горы так влияли? Атмосфера отдыха? В Москве он всегда чувствовал себя зажатым,
особенно с девицами, особенно с такими вот, от которых веяло духом столицы,– не чета
изотовским. – Я просто захотел встретить вас пораньше и во времени, и в пространстве. Достичь
этого можно, покрыв лишнее расстояние и сэкономив время. Почему мы снова на вы? Потому что
ты ещё не до конца проснулась, а во сне людям свойственна неземная учтивость, и в снах все
говорят друг с другом только на вы.
Она быстро взглянула ему в глаза, чтобы удостовериться, что он действительно шутит, и
кокетливо замахнулась на него варежкой:
– Да ну тебя, егерь! Ты опять забиваешь мне голову, как вчера, завиральными идеями. Я и
так вечером после бесед с тобой впервые в жизни на электророзетку стала глазеть и размышлять, что опаснее: сила тока или его напряжение?
– Я готов ответить на этот вопрос, как только мы решим, что важнее – позавтракать прямо
сейчас, а потом ехать на гору или наоборот?
Ляля с присущей ей женской хитростью ещё вчера определилась с этими приоритетами. Ей
ревниво захотелось, чтобы их двоих окружало как можно меньше людей – в ней проснулся самой
ей неведомый, невысказанный инстинкт хищника – хищника, который, овладев добычей,
стремится уединиться с ней в укромном, труднодоступном уголке леса, подальше от остальных
его обитателей. Мысль о том, что придётся делиться «добычей» – этим милым симпатичным
чудаком, быть с ним на виду у других, почему-то бесконечно раздражала её – как животное,
готовящееся есть корм, раздражают его докучливые сородичи.
Аккуратно, словно боясь спугнуть чуткую птицу неосторожным хрустом ветки, она сказала:
– Лучше сразу поедем на гору. Там сейчас никого нет – рано ведь. Рассвет хорошо
встречать наедине с природой. А то потом набежит толпа – в очередь на подъёмник стоять