— Да пойми ты, глупец! — взвизгнув, Тии стала трясти мужа за плечи. — Если погибнем мы, то и ты умрёшь позорной смертью. Я сразу скажу, что именно мой муж приказал мне передать Эйе перстень с ядом, чтобы отравить фараона и его наследника. После этого ты будешь заживо погребён в пустыне, а на трон взойдёт один из незаконных сыновей Тутмоса от его наложниц. Уж они-то поиздеваются всласть над тобой, законным сыном фараона, прежде чем убить. Ты понимаешь это? — Царевна пристально взглянула в глаза мужа.
Аменхотеп изо всех сил оттолкнул жену и обхватил голову руками.
— Ну выбирай, Хеви, — громко и резко проговорила Тии, — или престол, или позорная смерть!
Широкое лицо царевича перекосилось, и он зарыдал.
— Да он что, совсем в детство впал со страху-то? — не выдержал Эйе. — Здесь каждое мгновение дорого, а он нюни распустил.
— Помолчи! — прикрикнула на него царевна и обняла трясущегося в рыданиях мужа. — Хеви, милый, — успокаивала она его, гладя, как малого ребёнка, по большой потной бритой голове, — ты подумай и не плачь. То, что случилось, уже не поправишь. Мы будем с любовью вспоминать твоего отца и брата всю нашу жизнь. Мы построим большие роскошные храмы, где будем каждый день приносить обильные жертвы богам и молиться за них. Им будет очень хорошо в той жизни, мы обязательно позаботимся об этом. Но сейчас мы просто обязаны начать действовать, если не хотим погибнуть позорной смертью. Теперь ты повелитель, и не только наш, но и всей страны. Начинай приказывать. Вызови сейчас же сюда командующего столичным военным корпусом Рамери, а потом главного жреца Амона Дуафу и визиря Верхней страны Ментухотепа. Поставь свою подпись под этим приказом и приложи свою печать. — Тии сунула успокаивающемуся мужу папирус, только что заполненный иероглифами рукой Эйе. — Ну и хорошо, я уверена в тебе, ты сам со всем справишься. Ведь ты уже фараон!
— Но только разговаривать с Рамери будем вместе. — Аменхотеп вытер лицо. — Мне бы сейчас выпить.
— Немного, — ласково проворковала Тии и дала знак Джабу, чтобы он принёс вина.
Тем временем Эйе уже выбегал из кабинета, чтобы лично доставить приказ командиру столичного гвардейского корпуса. Ему следовало немедленно явиться к царевичу Аменхотепу.
4
Через полчаса Рамери уже входил во дворец. Его ожидал опухший, но одетый как на официальный дневной приём Аменхотеп. Рядом с ним в кресле сидела Тии в строгом дорогом платье. Массивные украшения мягко светились в неярких лучах, льющихся из светильников на обоих супругов. Пахло тонкими ароматными смолами, курившимися в небольших серебряных плошках по углам.
— Вы, наверно, очень удивлены, что мы вызвали вас так срочно ночью? — спросила спокойным голосом Тии.
— Конечно, царевна, — ответил старый воин, отдуваясь после положенных поклонов, — тем более что я получил столь категоричный приказ от царевича, которому вообще-то напрямую не подчиняюсь. Но моё уважение к вам, ваше высочество, столь велико, что я не медлил ни минуты.
— Ты всегда служил верно моему деду и отцу, Рамери, я это отлично знаю. Теперь пришло время послужить и мне верой и правдой. И я этого не забуду, ты будешь вознесён на такую вершину почёта, на которую не поднимался ни один военный в нашем царстве, — проговорил Аменхотеп скороговоркой.
Рамери с удивлением вгляделся в говорившего:
— С вами что-то случилось, царевич? Вы на себя непохожи.
— Как же я должен выглядеть, получив страшное известие, что мой отец и старший брат только что скончались?
— Что? — Рамери отпрянул назад, словно его ударили. — Это невозможно! Вы в своём уме, царевич?
— В своём, Рамери, в своём! — горестно махнул рукой Аменхотеп. — Ты слышишь шум? Это мне несут горестную весть.
В кабинет вбежал запыхавшийся гонец. Он упал к ногам царевича и быстро проговорил:
— Совершилось ужасное злодейство. Умерли одновременно фараон, наш великий и божественный повелитель Тутмос, и его наследник Яхмос. Все думают, что их отравили. Это случилось вскоре после ухода помощника главного архитектора Эйе, но яда нигде не обнаружено.
Царевич опустил голову и чуть слышно приказал гонцу:
— Выйди вон.
В зале наступила тишина. Рамери тяжело посмотрел на царевича и его жену. Шрам на его правой щеке начал темнеть.
— Ваше высочество, как это всё прикажете понимать? — спросил воин, кладя руку на рукоятку кинжала, торчавшего у него за широким поясом из буйволиной кожи.