Волков взял письмо и тоже спрятал его в кошель. Ёган помог ему забраться на коня. И уже сидя верхом, солдат спросил:
– Аббат, а вы знали, что мне откажут?
– Наверняка не знал, но догадывался.
– Причина?
– Настоящая причина – оставить вас здесь, чтобы вы были зависимы, не давать вам все сразу. А видимая причина – это Гирши. Я знал, что Гирши не оставят без ответа ваши действия.
– Гирши? Эта семейка ростовщиков из Креденбурга?
– Да, они. Чертовы безбожники. – Он тут же осенил себя святым знамением. – Менялы из Креденбурга. Они удобно расселись во многих городах: и в Байронгофе, и в Райсбурге. Они главные финансисты дома Ренбау. Я знал, что они не простят вам того, что вы выпороли на площади их щенка, но это бы они пережили, а вот то, что вы отняли у них деньги, – такого они не прощают.
– Какие деньги? – не понял Волков.
– Трактир. Вы же отобрали у них очень выгодное дело, а за такое эти безбожники спуска не дадут. Уж поверьте.
– Это всего лишь повод, – сказал коннетабль.
– Это всего лишь повод, – согласился аббат.
У Волкова опять перехватило дыхание. Он понял, насколько прав аббат, и снова схватил себя за горло левой рукой.
– Успокойтесь, у вас будет удар, и вам придется остаться тут надолго.
– Да, вы правы, вы правы, мне надо успокоиться.
– И помните, ничего страшного не произошло. Если решитесь, езжайте в Вильбург, к ночи будете там. А еще день пути, и будете в Шреенбурге. И вы получите там все, что заслуживаете. И герб, и должность, и почет.
– Я подумаю, но не могу обещать, что поеду, – ответил солдат аббату.
– Я и не требую обещаний. Просто знайте, что вас там ждут.
Коннетабль Рютте поклонился и поехал в замок.
Все рухнуло, Волков это отчетливо понимал. Барон никогда не выдаст свою дочь, какой бы она ни была и какая бы молва о ней ни ходила, за простолюдина. Да и сама Хедвига скорее с башни прыгнет, чем согласится на неравный брак. А значит, ни жены, ни приданого у него нет, и прощай феод, мужики, дом на холме, луга и конюшня.
Как он умудрился за столь короткое время разозлить двух главных сеньоров на всем верхнем правобережье? Двух герцогов, двух курфюрстов. Да уж, умудрился. Но, честно говоря, виноватым он себя не считал. И в первом случае с поединком, и во втором случае с трактиром. Он поступал честно, открыто и справедливо. И дуэлянт курфюрста Ребенрее, и сопляк из рода ростовщиков, банкиров Ренбау – оба получили то, что заслужили, но сути это не меняло. Все рухнуло. Если бы не письмо к епископу и вексель, что лежал у него в кошельке, который оставил ему купец, да еще золото, обещанное бароном, то хоть ложись и помирай. Теперь же он с чистой совестью мог потребовать золото у барона, так как свою часть сделки он выполнил. А прекрасная госпожа Хедвига… Что ж, так навсегда и останется его мечтой. Если, конечно, не взять ее под мышку и не увезти к епископу. Такая мысль то и дело посещала голову Волкова. А Ёган не болтал, как обычно, ехал молча, видя, что господин чернее тучи.
Так и продвигались без разговоров. И только на подъезде к Малой Рютте солдат произнес первую фразу за всю дорогу:
– Приедем в замок – собирай вещи, запрягай телегу. Мы уезжаем.
Ёган хотел было спросить: «Что, опять уезжаем?» – но у него хватило ума промолчать и задать другой вопрос:
– Далеко? Корм коням брать?
– Едем в Шреенбург. Два дня пути.
– Значит, далеко, – сказал слуга.
Солдат молчал и ничего не хотел говорить – он чувствовал, что Ёган его жалеет, и это было особенно неприятно. Герою и победителю вурдалака чужая жалость не к лицу. Не хотел он ничего отвечать и видеть никого не хотел. Особенно не хотел видеть госпожу Хедвигу. Еще недавно он с важным видом стоял в ее покоях и рассказывал о скорой свадьбе. Напыщенный дурак, которого поставили на место, безродный выскочка, возомнивший о себе, как он теперь мог с ней даже взглядом встретиться! Да и барона тоже он не хотел бы видеть. Получилось, что барон не смог выполнить свои обязательства. И Волкову не нужны были объяснения и упреки барона, что солдат, мол, сам во всем виноват. И всех людей, что жили в замке, с их верой в него и их сочувствием. Он обошелся бы без всего этого. Сегодня он ничего не чувствовал, кроме позора, а позору не нужны свидетели. Солдат надеялся, что просто заберет семь цехинов у барона и, не прощаясь ни с кем, покинет замок.
Но, как и всегда с момента его приезда в Рютте, все пошло совсем не так.
Стоило только въехать в замок, как к нему подбежал стражник с ворот и быстро сказал:
– Господин, дочь барона сбежала. Барон с сержантом поехали ловить, за вами собирались посылать, да, видно, забыли.
– Сбежала? – удивился солдат. – Когда?
– Утром на заре. Велела седлать свою лошадь, ей оседлали, и она выехала со двора, а за стеной ее ждал какой-то человек верхом.
Коннетабль сидел, какое-то время молча смотрел на стражника, а потом вдруг заулыбался:
– Вот хитрая дрянь.
Он вспомнил свою последнюю встречу с госпожой Хедвигой. Вспомнил их разговор и удивился тому, как искусно она притворялась. Она уже тогда решила бежать, но вела разговоры об отдельной спальне. О боже, какой же она была хитрой!