Они пошли в болото. Шли они то по щиколотку, то по колено в грязи к центру кладбища, обходя покосившиеся надгробия. Туда, где в тумане темнел склеп. Шли не спеша, как положено, держались вместе, не разбегаясь. Все молчали, все были напряжены, и даже собаки, бредя в воде почти по живот, не лаяли.
И тут за порывами ветра облака разлетелись, и вдруг пришло солнце.
– Вот, видите? – сказал солдат громко. – Кого-то из вас, чертовых грешников, Господь еще слышит, Он послал нам солнце.
Люди тихо радовались, глядели на солнце и на коннетабля.
– Молитесь, добрые люди, о том, чтобы адская тварь была там, но не сбежала.
Вскоре они подошли к склепу. Он был старый, черный, без лишних украшений, только крест на стене да дверь из железных прутьев. Камни его старые поросли мхом.
– Господин! – крикнул один из стражников, что шел справа рядом с сержантом. – Глядите!
Волков взглянул, куда указывал стражник, и увидел, что у поваленного надгробия из воды торчали не то женские, не то детские ноги, серые от разложения.
– Ну вот, – сказал солдат, – кажется, мы его нашли.
– Конечно, он здесь! – крикнул Сыч. – Чувствуете, трупьем воняет?
– Пошли. – Солдат взмахнул плетью, и его люди двинулись вперед.
А солнце разгоняло туман, светило не через облачка, не лучиком, а жарило во всю мощь уходящего лета. Оно осветило мерзкое, запущенное старое кладбище, разогнало туман, а заодно и мрачное предчувствие смерти. Перед ними было просто замшелое и мрачное здание, сложенное из огромных камней. В двадцати шагах от склепа Волков поднял руку, приказывая остановиться.
Все стояли тихо, даже собаки его понимали и не лаяли. Все ждали, что будет делать командир, а коннетабль крикнул:
– Эй, кровосос, я знаю, что ты нас слышишь! Выходи, мы пришли за тобой!
Он не знал наверняка, но очень, очень надеялся, что вурдалак там. Самое страшное, чего он больше всего боялся, – это то, что склеп окажется пуст.
– Я знаю, что ты там! И не надейся, я не полезу в твою могилу. Я привел достаточно людей, чтобы нарубить хвороста и дров. Я завалю дровами весь склеп по самую крышу. Я привез бочку жира, я запеку тебя, как гуся в печи!
Он замолчал, но ничего не происходило. Светило солнце, было тихо, даже птицы не пели.
– Ну что ж, значит, быть посему, – кричал солдат.
Надежда на то, что вурдалак там, у него таяла, но отступать он был не намерен. И Волков крикнул мужикам, что были сзади:
– Эй, вы, рубите жердины, подопрем дверь! Запечем этого гуся!
И тут, напугав многих, заунывно и страшно заскрипели старые петли. Дверь из железных прутьев с грохотом ударилась о стену склепа, распахиваясь настежь. И из склепа вышел он. Вурдалак остановился, щурясь на солнце, по колено в воде. Это был молодой, белокурый, абсолютно белокожий красавец, его штаны были изрядно потрепаны, а рубаха, некогда белая, была серой и буро-черной на груди и животе. Солдат даже думать не хотел, сколько человеческой крови засохло на этой рубахе. Вурдалак, продолжая щуриться от солнца, пошел навстречу людям, он улыбался. Остановился в десяти шагах прямо перед копейщиками, что стояли перед Волковым. Его зубы были на удивление белы, сам он был бледен, грязные волосы до плеч и никакой растительности на лице.
– Вот вы какой, коршун-ворон! – произнес он звонко и отчетливо. – Снимите-ка шлем, коннетабль, а то за ним и бугивером я не вижу вашего лица.
И тут Волков неожиданно заметил, что люди его стали волноваться, принялись шептаться и смотреть на своего коннетабля.
– В чем дело? – видя их замешательство, рявкнул солдат. – В чем дело?
Стоявший перед ним стражник повернулся к нему и произнес с испугом:
– Так это наш молодой барон…
– Какой еще барон? – не понял Волков.
– Наш молодой барон, сын нашего барона, что сгинул на войне.
– Вы удивлены, коннетабль? – с усмешкой произнес вурдалак. – Холопы узнали меня. Сержант, ты ведь тоже меня узнал?
Волков глянул на сержанта. Тот смотрел на вурдалака с ужасом и удивлением. И тут коннетабль почувствовал себя неуверенно и от души пожалел, что не дождался барона. Он даже представить не мог, что сержант может выглядеть таким растерянным, и понял, что нужно что-то делать.
Из-под шлема и бугивера докричаться до кого-то непросто. Железо глушит голос. Солдат это знал и знал, что докричаться нужно, поэтому заорал изо всех сил:
– Они тебе не холопы! Они люди барона фон Рютте! А ты – кровосос. С тех пор как ты решил стать кровососом, ты перестал быть наследником фон Рютте. Даже если ты им когда-то был! Теперь ты бешеная собака. Ты вне закона.
И тут случилось ужасное.
– Ты – недоумок! – заорал вурдалак, разевая огромную пасть. В этом оре слышался визг и скрежет.
Все, кто слышал его, вздрогнули и попятились, а конь под Волковым взбрыкнул, заплясал и попытался развернуться, чтобы сбежать. Волков натянул поводья изо всех сил, а вурдалак не успокаивался, продолжая скрежетать:
– Неужто ты думаешь, что я, сын барона и рыцарь, стал бы пить кровь по своему желанию?!
– А ну-ка стали ровно! – заорал солдат на своих людей. – Копья на врага, не бойтесь его.
Сам он, уже усмирив коня, похлопывал его по шее.
– Тихо ты, волчья сыть, тихо.