Лет двадцать назад их с Хельмутом встречала такая же надпись в магазине возле заправки. Внутри, по идиотскому желанию владельца лавки, все стены были выкрашены в отвратительный зеленый цвет. Хромой вспомнил, что Хельмут тогда еще ходил в длинном плаще и строго настаивал, чтобы никто в этот день не знал об их принадлежности к «Нечестивым».
«Двадцать пять лет назад, – осенило Хромого. – Целых двадцать пять лет прошло». Неожиданно для себя он ясно и во всех красках вспомнил тот день.
Вторник. Точно, тогда был вторник. Неприятно моросило с самого утра, как часто бывает ранней осенью. Беркут развлекался с мамочкой на клабхаусе, Мадонна вторые сутки лежала пластом в приходе и при этом умудрилась изрядно поскандалить с Хельмутом.
– Убью когда-нибудь эту тварь, клянусь тебе, – в запале выпалил тот, схватил ключи от машины и рванул в магазин. Хромой еле успел его догнать. Тогда же, выезжая за пределы города, он впервые услышал, как Хельмут готов уйти.
– Ты никогда не думал, как все это закончится? – спросил он.
– Думаю, нас убьют, – самодовольно ответил Хромой. – И я совершенно не против. Вообще, я точно хочу умереть молодым. Лет в тридцать пять – самое оно.
– Через пять лет.
– Пять – рано, тогда уж лучше десять. Верти как хочешь, но валяться стариком на больничной койке и смотреть на задницы хорошеньких медсестер, понимая, что тебе ничего не обломится – это, дружище, не про меня.
– А если и не захочется?
– Так это самое обидное, – засмеялся Хромой. – Нет, вот это вот все, – он махнул назад на пролетающие в окне поля. – Это про меня. А мозговыносящая баба от заката до рассвета, работа за гроши от рассвета до заката и все ради орущих спиногрызов? Вся вот эта херня, она мне нужна? Я похож на идиота?
Хельмут задумался.
– Что останется после меня? Миг воспоминания? Пепел…
– Пепел в городах, проломленные черепа и вечная память моих врагов. Тебе этого мало? Да ладно, – он толкнул Хельмута в плечо. – Наши имена и фото во всех газетах. Мы, мать твою, творим историю. Вот этими, собственными изломанными и изрезанными руками! А не сраные галстуки, годами страдающие от недотраха. Их бабы пищат и ссут кипятком, так хотят нас; их дома… о-о-о, я понял, ты особняк себе хочешь, – осенило Хромого. – Так выбирай. Говори. Ткни пальцем. Что хочешь? Я скажу парням, все будет, все привезут, все сделают, кого надо выселят. Хочешь, будет тебе даже с бумажками. Брат, ты только посмотри, мы способны на все. Мы, твою мать, боги на этой вот самой говенной земле.
– Да ничего я не хочу.
– Тогда какого хрена начинал? Не нравится ему что-то. Его облизывают со всех сторон, Мадонну терпят. Тебе красная дорожка нужна от дома до сортира? Так я сделаю, ты только скажи.
Хромой замолчал. Он смотрел на извилистые повороты дороги, не думая ни о чем конкретно. Хватило его ненадолго, минут через пятнадцать он все-таки повернулся и уже спокойно спросил:
– А серьезно, ты о чем хотел поговорить?
Ответ последовал не сразу. Не отрывая взгляда от дороги, Хельмут безо всяких эмоций произнес: «не бери в голову, накатило что-то», – и больше к разговору не возвращался. Вообще единственное, что сержант смог из себя выдавить за все время пути, так это просьбу не показывать кто они и откуда.
В лавке было всего несколько человек. Четверо работяг в тяжелых грязных ботинках, оставляющих следы по всему полу; старая семейная пара, спорящая о сроке годности молока; и девушка, которая слишком долго выбирала между двумя плитками шоколада. Работяги и семейная пара не обратили на них никакого внимания, а девушка, напротив, оторвалась от своего выбора и застенчиво улыбнулась, провожая Хельмута взглядом, а все то время, что они выбирали выпивку, крутилась неподалеку.
– Смотри, она тебя хочет, – прошептал Хромой.
– Заткнись, – недовольно ответил Хельмут и взял еще пару банок пива в дорогу, но проходя мимо, все-таки замедлил шаг.
Точно Хромой знать не мог, но готов был поклясться, что его друг и эта баба все-таки обменялись парой слов. Тогда же, подойдя к кассе, Хромой еще ехидно отметил: «Мадонна тебя убьет». И в этот же момент произошло неожиданное.
Хельмут развернулся, собираясь что-то сказать. Пола его длинного плаща дернулась и с грохотом и блеском из-под нее вывалился отполированный Desert Eagle. Сержант редко им пользовался, но постоянно носил с собой скорее для удовольствия – тяжесть оружия обрамляла его внутреннее спокойствие кольцом, давала плюс пять к уверенности, но минус сотню карме. В этот раз крепление кобуры подвело. Оружие вывалилось прямо под ноги Хельмута. Но даже не этот момент начал панику. Первый крик раздался, когда Хельмут с совершенно непонимающим взглядом поднял ствол и уставился на него так, словно впервые видит.
Работяги бросили пакеты и толпой ломанулись к выходу, старушка завопила неистовым голосом, ее муж схватился за сердце. Девушка застыла как вкопанная и не произнесла ни звука. Кажется, она даже посмотрела на Хельмута с плохо скрываемым разочарованием. Хромой только успел повернуть голову, как взгляд его сразу наткнулся на дуло дробовика.