Нечего прощать [СИ]

— А что тут? Виктор наводил справки — милиция молчит насчет всего этого, а идею с камушками подняли на смех. Кроме того у Натальи Борисовны их не было, по крайней мере никто таких показаний не давал. И судя по всему, у Светланы Михайловны тоже.

Полина покачала головой:

— Оставь меня пожалуйста, — повторила Зина, — у меня в голове все еще эта жуткая песня.

— Если ее не идентифицировать с тем, о ком мы подумали, то очень милая песня.

Зина скривила губы.

Тут громко хлопнула входная дверь. Полина вышла в прихожую, увидела зареванное лицо внучки. Та не сказав ни слова пронеслась мимо и заперлась в своей комнате. Полина подбежала к двери:

— Надюша. Ты нормально себя чувствуешь? Тебе помощь нужна.

— Идите вы все к черту! — раздалось из–за двери.

Полина вернулась в комнату дочери и сказала:

— Это твоя дочь. Лицо на мокром месте, заперлась и рыдает у себя.

— Пусть ревет. Успокоится — расскажет, — безразлично сказала Зина, — и зачем я ее только рожала.

Зина покачала головой:

— Не говори глупостей.

— Это не глупость. Я уже жду, когда за мной придут, как за этими старухами. И согласна на любую смерть. Только бы все это кончилось поскорее.

Полина сходила на кухню, достала таблетку афобазола и принесла дочери:

— Держи и попробуй уснуть.

Зина выпила таблетку и запила ее. Полина посмотрела на нее немного, дождалась пока дочь займет на диване удобную ей позу, поправила одеяло и вышла в прихожую. Потом она достала ножнички и вскрыла дверь Нади. Войдя она увидела внучку, которая зарылась в подушку и рыдала:

— Надюша, — Полина нежно коснулась ее красивых волос, — что случилось.

— Уйди, — сквозь рыдания прорычала Надя, — не хочу вас всех видеть. Уходите отсюда.

— Дюшенька, родная, — не унималась Полина, — как я могу быть спокойна когда вижу в каком ты состоянии. Поднимись, посмотри на меня.

Надя поднялась и бабушка обняла ее крепко–крепко и стала гладить по голове. Надя продолжала плакать.

— Плачь, это полезно, потом будет легче. Успокаивает, — повторяла Полина.

— Это ужасно, — ныла Надя, — я проклинаю тот день когда родилась на свет уродиной. Он меня не просто не замечает!

— Тот, в кого ты влюбилась и с которым стала дружить?

— Да, — всхлипывала Надя, — с ним и его лучшим другом. Мне казалось что через его друга я смогу добраться до него самого, но сегодня…

— Что случилось сегодня? — мягко спросила Полина.

— Я застала их в кабинете. Они целовались!

— У твоего возлюбленного другая девушка? — удивилась Полина, — тогда зачем тебе…

— Ты меня не поняла! Он целовался со своим другом! И они говорили о том, как любят друг друга. Они любят друг друга, бабушка! Мой возлюбленный — гомосексуалист!

Полина продолжала гладить Надю по голове, но теперь ее ладонь подрагивала. В голове роились страшные мысли. Почему внучка должна страдать в такой ситуации. Она же еще совсем ребенок! Или это наказание за то, что совершила в прошлом? Но просто так такие вещи не складываются, здесь явно кто–то очень умный старается, чтобы сжить Зину со свету. Но чем виновата Надя перед ним? Тем что она ее дочь? Но ведь дети за родителей не отвечают:

— Успокойся, милая, — говорила Полина, — хорошо что ты это поняла сейчас, а не потом. Теперь у тебя есть время подумать, все хорошенько взвесить. Ты же понимаешь, что если он гей, то никогда не сможет любить тебя хотя бы по минимуму. Он устроен иначе. Он другой человек.

Надя продолжала всхлипывать и пускать слезы. Она уже успокоилась. Теперь в ней кипело бешенство и возмущение. Все равно Антон будет моим, — думала она. У меня в жизни и так не было ничего. А теперь будет.

* * *

Соня ловко орудовала на кухне — она готовила обед. Ей следовало доказать Гордеевым, что она в состоянии прокормить Женю без их помощи и готовки. Достаточно просто сладного набора продуктов и немного времени. Сам жених сидел в углу и читал взятую у Антона «Биохимию человека». Соня решила его отвлечь:

— Милый, тебе не дают покоя лавры брата?

— Что? — отвлекся Женя.

— Я в жизни не поверю, что тебе нравится читать ЭТО.

— Знаешь, я не понимаю, как он это читал с таким энтузиазмом, — сказал Женя отложив книгу, — но нам с тобой эту гадость предстоит сдавать в универе. Причем едва ли не на первом курсе. Так что лучше быть готовым.

— Я тебе вот что скажу, — до учебы еще три недели и потому я настаиваю на том, чтобы ты мне немножко помог.

— Всегда готов помочь любимой, — вскочил Женя.

Соня встала в деловитую позу и сказала:

— Значит так, — она открыла дверцу под мойкой, — вынеси мусор, потом почисти картошку, а потом…. Нет. Сначала десять раз меня поцелуй, а потом мусор и картошка.

Женя подбежал к Соне:

— С радостью, — и одарил ее поцелуями — три в губы, два в нос, по одному в глаз, один в шею и по одному в каждое ухо.

— Завидное старание, — сказала Соня и поцеловала его в ответ.

Тут идиллию взорвал звонок домофона. Влюбленные так и застыли в страхе от того, кто бы это мог быть.

— Я отвечу, — испуганно сказал Женя и пошел в прихожую открывать так, будто на расстрел.

Разговора по домофону Соня не слышала, но по звукам поняла, что дверь он открыл:

— Это Тимофей? — спросила вернувшегося Женю Соня.