Небывалое бывает (Повести и рассказы)

Разыскал он в лесах кандомский отряд. Увидел и атамана. Был тот статен, в кафтане, в шапке. В седле, как казак, держался.

«Мужик, как есть мужик, — подумал Гаркуша. — Да разве баба в седле удержится?»

Однако счел нужным убедиться в этом доподлинно, чтобы Разину точный ответ привезти. Гаркуша исполнительным был казаком.

Решил сотник проверить арзамасского атамана на щип.

«Любая баба от этого взвизгнет, — рассуждал Гаркуша. — Щип ее сразу выявит».

В тот же день, улучив минуту, разинский сотник и выполнил этот несложный план.

Возвращался назад к своим под Симбирск Гаркуша с подбитым глазом и с огромной ссадиной на голове.

— Баба, истая баба, — доложил казак Разину. — Будь ты проклята! — сплюнул Гаркуша.

— Да что ты, откуда таким красавцем? — не смог удержаться Разин.

Признался сотник, как выполнял он атаманское поручение.

Давно не смеялся так Разин. Плечи тряслись, ходили.

— Ну, раз у бабы такая рука, раз побила самого казацкого сотника, видать, по заслугам она в атаманах!

Почему-то все называли Алену «старицей» — «старица Алена». Хотя она женщина вовсе была не старая, даже меньше чем средних лет. Видать, выделяли люди ее за ум. Командиром была она очень отважным. Руководила отрядом умело. Когда же попала к боярам в плен, и тут проявила геройство: перед казнью над палачами своими смеялась.

Казнили Алену страшно, заживо бросив в огонь.

Не верили даже бояре, что это обычная женщина. Считали ее колдуньей.

«НАША ВАШИМ НЕ УСТУПИТ!»

Кремль в Симбирске был деревянный. Называли его «Рубленый городок». Стоял он в центре города на «венце» Симбирской горы, то есть на самом высоком месте. Ров, вал вокруг городка. По углам боевые башни.

За стенами кремля и укрылся воевода Иван Милославский. С ним были верные ему стрельцы и дворяне.

Взяв Симбирск, Разин тут же начал и штурм кремля. Понимал Степан Тимофеевич, что не будет в Симбирске полной победы, не двинуть походом дальше, пока Милославский сидит в кремле.

— Эх с ходу бы, единым махом!

Пошли на стены разинцы еще в темноте.

— На приступ! На слом! — прокричал Разин. И словно открыл плотину.

Потекли отряды и слева и справа. Земля загудела от топота ног.

— Не трусь! Поспешай! — неслись команды разинских сотников.

И вдруг рядом с Разиным, у самого правого уха, да так, что Степан Тимофеевич вздрогнул, прогремел молодецкий голос:

— Наша вашим не уступит!

И тут же, но уже с другой стороны, с левого уха те же слова, но еще зычней:

— Наша вашим не уступит!

Две ватаги обтекли Разина, чуть не сбив атамана с ног.

— Ну и лешие! — ругнулся Разин. Затем улыбнулся. Темнота укрывала бегущих. Но удальцов он признал.

Было это еще в Царицыне. Во время ремонта царицынских стен.

— Не ленись! Поспешай! — неслись команды разинских сотников.

Степан Тимофеевич ходил, наблюдал за работой. Вдруг рядом с Разиным, прямо у правого уха, гаркнуло:

— Наша вашим не уступит!

И в тот же момент, но уже с левого уха, словно эхо, в ответ:

— Наша вашим не уступит!

А потом и справа и слева:

— Берегись, атаман!

Разин мотнул головой налево, направо. Видит, бегут две ватажки. В каждой человек по двадцать. Тащат огромные бревна. Состязаются, кто первым с бревнами к стене добежит. Несутся, и каждый кричит:

— Наша вашим не уступит!

— Сама пойдет, сама пойдет…

— Наша вашим не уступит!

— Сама пойдет, сама пойдет…

Залюбовался Степан Тимофеевич. Парни статные. Красивые, один к одному. Богатыри русские.

Вторая встреча произошла у них под Самарой: переправлялись разинцы с одного берега Волги на другой. На той стороне горели костры, варились для разинцев щи и каша.

Плыл Разин в челне, вдруг слышит с правого борта:

— Наша вашим не уступит!

Только повернул Степан Тимофеевич голову направо, как тут же ударило слева:

— Наша вашим не уступит!

Состязаясь между собой, разинский челн обходили две лодки. Признал Степан Тимофеевич молодцев. И те опознали:

— Привет атаману!

И снова свое:

— Наша вашим не уступит! — Лишь весла крылом взлетели.

Посмотрел на парней Степан Тимофеевич, не сдержался и сам.

— А ну, не отстать! — бросил своим гребцам.

Рванули гребцы что есть силы. Присоединился атаманский челн к гонке. Пришли к берегу все разом. Лица у всех возбужденные. Азартом глаза горят.

— Молодцы! — бросил парням Степан Тимофеевич. А сам подумал: «Ради чего же гнались? Прыть-то, поди, из-за каши. Тьфу!»

И вот встреча теперь в Симбирске. Слева и справа от Разина море людей. Мелькают армяки и рубахи, свитки и казацкие шапки, сабли, пищали, вилы, пики, рогатины и топоры. Тысяча жмется к тысяче, сотня бежит за сотней. И все это колышется, все это движется, несокрушимо несется туда — к самой вершине Симбирской горы. И где-то уже оттуда, издалека, прорывают предрассветную темноту знакомые голоса:

— Наша вашим не уступит!

— Наша вашим не уступит!

Вместе со всеми парни идут на штурм.

— Удалой народ, удалой! Эка лихости сколько! — восторгается Разин. — Им что каша, что труд, что бой — лишь бы не быть в последних. Вот ведь натура русская!

РОЗГИ