Небо в кармане 2!

А я где-то когда-то читал, что государь этот был аскетичен в еде и ел только простую пищу. Когда подали первое, то почти уверился в этом, но котлетки и птица заставили усомниться, а поросёнок меня приятно порадовал и в значительной мере поколебал эту уверенность. Закуски и десерты окончательно доказали всю ошибочность когда-то прочитанного. Впрочем, написать можно всё, что угодно, по себе знаю, а бумага, как правильно утверждают, так же всё стерпит…

Молчаливыми тенями скользили за нашими спинами официанты, очередные блюда словно по волшебству оказывались на столе, а тарелки наполнялись будто сами по себе. Порции у каждого были свои по величине, кое-кто отказывался вообще от каких-то определённых блюд.

От горячительных напитков отмахнулся не только я, но и Паньшин. Употреблял ли их Император? Я этого не видел, поэтому сочинять не стану, очень уж далеко от нас находился императорский стол. Выпивали ли присутствующие? Выпивали, своими глазами наблюдал. Но не более чем по рюмке-другой перед первым и вторым. Вино так и простояло нетронутым у нас на столе. За нашим столом дам не было, а мужчины предпочитали более крепкие напитки.

В основном, как успел заметить, налегали на воду, различные морсы и, конечно же, квас. Хотя после бокала кваса и у меня в голове несколько зашумело. Похоже, квас-то не совсем безалкогольный…

Обед затянулся надолго. За временем не смотрел, но показалось, что он длился целую вечность. Потому что никто не освободил меня от обязательных застольных бесед и надоедливых расспросов. Окончанием застолья послужило вставание со своих мест императорской четы. Потом гости разделились, часть из них направилась обратно в зал, кто-то, буквально единицы, остались за столом, остальные же вышли на галерею. А я потихонечку потянул Паньшина на выход. Пора на ипподром возвращаться, у нас завтра день очень напряжённый. Правда, у меня все дни напряжённые, мчусь вперёд на всех парах и оглянуться не успеваю. А замедляться и расслабляться нельзя, иначе пропаду…

Опять же, сколько времени на обратную дорогу потребуется, неизвестно. Возможно, придётся до утра добираться. Это государю хорошо, приказал, и к твоим услугам весь транспорт столицы. И не только столицы…

Ничего, в крайнем случае, в дороге попробую поспать и отдохнуть. Пока молодой, такие штуки «на ура» проходят.

До станции пришлось идти пешком. Хорошо, что не очень далеко было, на извозчике сюда гораздо дольше почему-то добирались, и на улице стемнеть не успело. Да и время за разговорами пролетело быстро. Делились впечатлениями о приёме, об обеде. В основном я задавал тему одним, максимум двумя предложениями и дальше выслушивал развёрнутый ответ Александра Карловича. И выслушивал очень внимательно, подобная информация никогда не помешает. Тем более, мне.

Слабо выраженный акцент в разговоре с императорской четой почти не заинтересовал. Привык уже к подобному за то время, что нахожусь здесь. С кем не заговори, обязательно в ответ звучит или французский прононс, или немецкий. А то и оба вместе, как в данном случае. На оканье обратил слабое внимание, но и то больше от удивления. Государь же, а окает. Впрочем, здесь всё окают и акают…

Поезда на столицу дожидались почти два часа. Приобрели в кассе билеты, потом Паньшин предложил эти два часа провести в комнате ожидания для публики первого класса. За деньги, конечно. Но оно того стоило. Получилось, словно сняли номер в гостинице. Небольшой такой номер, прямо скажу, но чистый и с кроватями. Паньшин ложиться не стал, а я сразу упал и отключился. И даже раздеваться не стал, завалился поверх одеяла, только подушку из вертикального положения успел перевести в горизонтальное. Александр Карлович ещё что-то этакое говорил, но голос его истончился и через мгновение вообще пропал.

Снились кошмары. Преследовала меня белокурая бестия в сопровождении великого князя, догоняла, тянула когтищи, разрывала рубаху и царапала грудь. А я старался изо всех сил и не мог от неё убежать или оторвать цепкие лапки от своей окровавленной груди.

Рванулся изо всех сил, вырвался, вскочил, размахнулся, и…

Увидел перед собой ошарашенного Паньшина. С протянутой в мою сторону рукой.

— Что это вы, Александр Карлович, руки тянете? — поинтересовался и сделал шажок в сторону, вдоль кровати. На всякий случай проявил разумную осторожность, а не отступил или струсил.

— Что? — переспросил Паньшин. Посмотрел на свою руку и быстро опустил её. — Ах, это. Собирался потрясти вас за плечо, чтобы разбудить. На слова вы никак не реагировали. А вы что подумали? Или приснилось что?

— Приснилось, — выдохнул, вытер пот со лба и огляделся.

— Проснулись? Тогда умыться можно вон там, — правильно понял меня Паньшин и указал направление на умывальник в углу. — Поторопитесь, Николай Дмитриевич, поезд прибывает через 10 минут.

Укорять его за то, что разбудил так поздно, не стал. Молча ополоснул лицо, так же молча собрался и сообщил, что готов выдвигаться на перрон. Спать хотелось неимоверно, держался на силе воли.