Несколько секунд я ждала, что он вот-вот откроет глаза, но когда этого не произошло, я вдруг осознала: это все. Больше ничего не будет. Ни его, ни нас, ни наших вечеров. И кому нужны будут эти дурацкие звезды в небе, если мы с Микой не будем смотреть на них вдвоем?
Я хотела закричать, что это несправедливо. Хотела разрыдаться и потребовать, чтобы с него немедленно сняли этот ужасный костюм. Чтобы стерли грим, который делал его лицо бледным и безжизненным. А потом вдруг осознала, что даже двинуться не могу. Даже вдохнуть и силой протолкнуть воздух в легкие.
Я не могла даже моргать.
– Крест Оливии на нем, – едва слышно произнес Отсо. Я видела, как его сухие пальцы добела сжались на стенке гроба. – Я не стал снимать.
– Ты потерял обоих, – тихо сказала моя мать. – Это так страшно…
Могла и не напоминать.
Лицо Отсо от ее слов приняло страдальческое выражение.
– Похоже, пора, – выдохнул он, подавая знак другим мужчинам.
Мы отошли в сторону, и я, задыхаясь, смотрела, как они поднимают гроб и выносят из комнаты. В этот момент отсутствие Мики накрыло меня тяжелой пеленой.
Процессия направилась к кладбищу. Мы двигались в числе последних. Солнце спряталось за тучи, словно из солидарности с нашим горем. Люди, шедшие перед нами, негромко обсуждали нелегкую судьбу Отсо. Мы молчали.
Только у самой могилы, когда все приблизились, чтобы бросить в нее горстки земли, я вдруг захотела встать и присоединиться к ним. Но даже ощущение чудовищной несправедливости в судьбе Мики не пробудило во мне достаточной смелости, чтобы сделать это.
Мама и Софья подошли ближе, чтобы бросить землю за меня, а я осталась сидеть позади, наблюдая, как чернота накрывает тело моего парня. Он мог бы уехать отсюда, исполнить свои мечты, но останется в Сампо навсегда. Он приехал сюда, чтобы умереть. Из-за меня.
Я почувствовала, как в глазах снова начало пощипывать, а горло перехватило тяжелым волнением.
– Сначала Оливия, затем Мика… – сказал кто-то тихо.
Я подняла взгляд. Это была Эмилия. Она отделилась от компании подруг, чтобы возложить цветы на могилу. Девушка стояла в полуметре от меня, и вряд ли кто-то другой ее слышал, но мне все равно стало тяжело дышать.
– Слишком много смертей вокруг тебя, Анна, – ядовито сказала она и бросила на меня взгляд, полный отвращения. – Видишь, какую картину я рисую?
– Весьма абстрактную, – выдавила я.
– Кто-то должен в этом разобраться. – Покачивая бедрами, Эмилия направилась к могиле.
Мое сердце бешено колотилось.
– Увези меня отсюда, – попросила я маму.
Меня сковала такая слабость, что страшно было свалиться с кресла.
– Прими это, – настояла мать, когда я легла в кровать.
Моя грудь все еще высоко вздымалась, а руки мелко дрожали.
Она выдавила из блистера пару таблеток и протянула мне вместе со стаканом воды. Я приняла бы сейчас что угодно, лишь бы успокоиться и перестать трястись.
– Вот так, молодец, – похвалила мама, когда я запила лекарство. Она села на край кровати и погладила меня по волосам. – А теперь засыпай.
Я закрыла глаза и увидела, как в мою комнату входит Мика. Вместе с ним входят солнце, теплый летний день и пение птиц. От одной его улыбки в моей груди распускаются нежные первоцветы: если приложить ладонь к сердцу, можно ощутить их мягкие, тонкие лепестки. Весь мир меняется с его появлением. Становится светлее.
– Анна, – позвала меня сестра. – Анна…
Но я уже спала.
27 11 апреля
Я не разговаривала с Микой уже неделю.
Хотя, если быть честной, я и так разговаривала с ним всего два раза в жизни, и ничто не позволяло мне надеяться, что мы продолжим общение. Но его вежливость, его внутренний свет и радушие во время наших предыдущих встреч все же намекали на то, что мы могли бы стать друзьями.
Именно так – друзьями, потому что девочка-инвалид (даже если она содержит себя в тюрьме инвалидности по собственной воле) может претендовать лишь на дружбу. Дружба симпатичного молодого парня и калеки… Хм. Может, это именно то, что мне нужно?
Кого я обманываю?..
Я хотела всего, что угодно, лишь бы оно просто было. Даже мимолетных приветствий, пары слов, брошенных друг другу через ограду, нескольких фраз, которыми можно обменяться по телефону или в соцсетях. Мне было все равно, в какой плоскости будет протекать наше общение, только бы оно было, ведь я практически круглосуточно думала о нем.
Кружила возле окон, выискивая его взглядом. Причесываясь у зеркала в ожидании, что, может быть, он снова зайдет к нам. Отпечатывала потную ладонь на холодном стекле, надеясь, что застану его идущим домой из магазина, но нам никак не удавалось пересечься.