Небо над Дарджилингом

– Не слышал ли ты что-нибудь о солдате-ферингхи? – спросил раджпут у хозяина, которого звали Анвар.

–  Ферингхи ? Вы ищете ферингхи? – Анвар сорвал с носа очки и принялся размахивать ими перед лицом раджпута. – Не тот ли, что ограбил моего помощника? – Писарь кивнул в сторону Мохана, еще ниже склонившегося над своей работой. – Все унес, разве что платье не снял, – продолжал горячиться Анвар. – Забрал все, что мой помощник нажил своим горбом. А ведь позарился на крохи: с писаря-то чем разбойнику поживиться? Времена настали тяжелые, люди скупы, а придираются к каждой строчке и даже букве. А тут еще этот пройдоха, как будто без него бед мало! Вот в старину…

– Ладно, старик, – оборвал его раджпут и сделал знак своему напарнику следовать за ним. – Если что-нибудь о нем прослышишь, дай нам знать.

Он устало оглядел комнату, после чего оба воина, подняв плечи, снова вышли на дождь.

Анвар водрузил на орлиный нос очки в проволочной оправе и поправил узорчатый тюрбан. Мохан тщетно пытался взять себя в руки и успокоиться.

– Вам стоит покинуть город до того, как закончатся дожди, Ганеш, пока они не схватили вас, – равнодушно заметил Анвар, словно говорил о погоде или обсуждал меню предстоящего ужина.

Ганеш – хитрое божество в образе слона, чьим именем назвался Мохан. Ганеш – сын Шивы и Парвати, повелитель путешественников, проходимцев и ученых, сломанным бивнем которого написана последняя часть Махабхараты. Уже одно то, как писарь произнес это слово, выдавало, что ему известна тайна Мохана или по крайней мере ее часть.

Принц покраснел. Последний раз он краснел так в детстве, будучи пойманным за руку на своих проделках.

– Но… как вы?.. – Он проглотил продолжение фразы.

Анвар ласково посмотрел на него поверх очков.

– Я – писарь, много повидавший в жизни, – ответил он. – Ты очень стараешься, но мой наметанный глаз видит, что ты не простолюдин. У тебя лицо дворянина, а на твоих руках мозоли искусного всадника, а не крестьянина. И потом, я не верю в совпадения: два бесчестных ферингхи в сопровождении молодого индуса и девушки – слишком много за один месяц в одном квартале Джайпура. – Старик улыбнулся, заметив страх в глазах Мохана. – Не бойся, я тебя не выдам. Ты не похож на человека, который имеет дело с преступниками. В остальном вы все хорошо продумали. – Он улыбнулся еще шире, макая перо в чернила и склоняясь над бумагой. – Но это место тебе придется оставить, и впредь не советую тебе наниматься помощником писаря.

8

Наконец в конце сентября свинцовые тучи заметно поредели, ливни сменились робким накрапыванием, а затем прекратились вовсе. Потом серое небо начало голубеть, и вереницы облаков потянулись откуда пришли – на северо-запад, через пустыню Тар к предгорьям Гиндукуша.

Анвар раздобыл беглецам три крепкие лошаденки выносливой породы, справил одежду и провиант. Он же, благодаря своей неутомимой фантазии и хорошей репутации в квартале, в зародыше пресекал любые возникающие у соседей подозрения. Наконец, он же, писарь Анвар, однажды утром вывел из города троих переодетых бедуинами путников, прячущих лица под тюрбанами и масками. В его сопровождении они лавировали в многоцветной толпе улочек и базаров, среди людей и буйволов с мощными шеями, вечно чем-то недовольных верблюдов и вездесущих обезьян, мимо Хава-Махала – дворца ветров, названного так за большое количество окон, через которые его обитатели наблюдали уличную сутолоку, сами оставаясь незамеченными, а приятный прохладный ветерок обвевал расположенные на нижних этажах покои.

Возле Чанд Пол – «Лунных ворот» – Анвар посадил своих спутников на оседланных лошадей. Прощание было коротким. Утреннее солнце уже золотило зубцы крепостной стены, когда всадники выехали из города, и животные, почувствовав под копытами влажную землю равнины и вдыхая пряный воздух, довольно фыркали и раздували ноздри.

Теперь перед беглецами расстилался другой ландшафт. Еще покрытая песком и галькой, медленно просыхающая земля была достаточно твердой и гладкой, и согретый нежарким солнцем влажный ветерок приятно освежал лицо. Вдали, над мерцающим морем зелени, высились, будто стеклянные, вершины хребта Аравали. Покатые холмы, кое-где украшенные остатками древних крепостей, перемежались с поросшими густой травой низинами. Путники объезжали стороной маленькие деревеньки и форты, равно как и хавели – пестро разукрашенные дома богатых крестьян и торговцев и длинные вереницы караванов. Бурные реки и говорливые ручьи пересекали заросли кустарников и небольшие, напоминавшие оазисы рощицы по берегам озер и прудов.

При появлении всадников зимородки молниями ныряли в воду, а стаи журавлей шумно взмывали в воздух, в то время как дрофы – их неуклюжие родственники – испуганно кудахтали в зарослях тростника. В ранние утренние часы под оглушительный стрекот здесь утоляли жажду тысячи рябков, которые исчезали так же внезапно, как и появлялись, и тогда на берегах воцарялась умиротворяющая тишина.