Не злите добрую колдунью!

– Петунья, дай тарелки, – категорично велела я.

Та звякнула посудой, но не сдалась. С дурацким видом я посмотрела на витражные дверцы. В стекле отражался ведьмак. Развалившись на стуле, он с любопытством наблюдал, как я пытаюсь договориться с собственной нечистью.

Сконфуженно кашлянув, я вернулась к столу, забрала бутылку и снова обратилась к Петунье:

– Забирай бутылку, отдай посуду.

Она сердито распахнула нижнюю полку, едва не ударив меня по ногам. Настойка заняла прежнее место в глубине ящика, и со скрипом приоткрылась верхняя створка. С той стороны, где хранилась посуда попроще. Не то чтобы мы претендовали на трапезу с королевским размахом, но фарфор тетушка зажала.

С независимым видом я вытащила тяжелую пирамиду глубоких тарелок и со звоном опустила их на стол.

– Зачем так много? – удивился Нильс.

– Впрок, – коротко пояснила я и уселась за стол.

Не рассказывать же скудоумным жалостливую историю о кружке, разбитой дочерью лекаря, и мерном стаканчике, из которого мне седмицу пришлось хлебать чай. Зная вредный характер Петуньи, готова с уверенностью заявить, что нормальной посуды мы до зимы из шкафа не выудим. Придется нести из разрушенного ведьмовского логова.

– А нечисть-то у тебя совсем обнаглела, фея, – ухмыльнулся Фентон, ставя перед собой тарелку. – Никак не приструнишь?

– Со своей нечистью я как-нибудь разберусь, лучше выдрессируй умертвие, – проворчала я. – Или надень на него намордник.

– Как ты это себе представляешь?

– Тогда сунь ему в пасть кляп и упакуй в смирительную рубашку, пока оно никого не сожрало.

– Непременно, – покладисто согласился Фентон и со значением добавил: – Когда вернется темная магия.

Мы встретились глазами. Хотелось стукнуть ведьмака ложкой промеж рыжеватых бровей.

– Ешьте, господа чародеи, – вклинился Нильс в возникший спор и начал бодро разливать по тарелкам густой горячий суп. – Вы, профессиональные маги, такие раздражительные, когда голодные.

Еда за общим столом и едва ли не из одного котелка, в котором иногда варились зелья от на редкость отвратительных болезней, нас всех как будто примирила. После обеда наступило затишье, и дом Петуньи словно облегченно выдохнул, что сумел устоять в первый день совместного проживания идейных врагов, а значит, есть надежда не развалиться в последующие.

Нильс осторожно спросил, кому мыть посуду и убирать со стола.

– Кто готовил, тот и моет, – объявила я, следя за тем, как Фентон выходит из дома.

– Разве не наоборот? – заикнулся школяр.

– Не в этом доме.

И теперь он, закатав рукава, с азартом тер посуду и не забывал щедро добавлять магии «для чистого скрипа» тарелок. Из каменной раковины поднималась высокая мыльная шапка, ошметки пены таяли у школяра на плече.

Я сидела за столом и пыталась выискать на страницах пробужденного черного гримуара подсказку, как заставить силу вернуться и больше не ускользать. Предки Варлоки не отвечали на вопросы, пафосно рассказывали о величии темного клана с тотемным зверем драконом.

Они ведать не ведали, что клан распался, и драконы, признававшие только темную магию и слепо ей подчиняющиеся, практически выродились. Последний известный лично мне дракон доживал свой век в зверинце магических тварей в столице соседнего королевства.

В детстве бабка Розалинда возила меня поглазеть на этого дракона. Рядом с крылатыми гигантами у светлых исчезала магия – такая вот странная аномалия. Мы шли серьезно подготовленные: обвешанные специальными амулетами, а дракон оказался сплошным разочарованием. Старый, неповоротливый и потерявший умение плеваться огнем. Он мирно дремал в вольере, свернувшись на солнышке, как кот, и даже не выпускал из широких ноздрей пар. Последнее меня особенно разочаровало.

«Когда рождаются золотые драконы, перед ними замирает даже магия», – продолжали хвастаться Варлоки, вернее, какой-то из их сонма колдунов с похвально разборчивым почерком.

Вздохнув, я откинулась на спинку стула и из раскрытого окна начала наблюдать за ведьмаком. В приступе трудового энтузиазма не замечая, что на улице уже смеркается, он убирал огород. Табуретопес ходил за ним хвостиком, потом утомился и прилег под кустик, трогательно сложив лапки-ножки.

– Чем там занимается верховный? – Нильс пристроил на стол стопку учебников, видимо, привезенных с собой из дома, и, вытянув шею, с любопытством выглянул в окно.

– Лечит нервишки, – хмыкнула я.

– В каком смысле?

– Физический труд лечит нервы даже ведьмакам. Попробуй как-нибудь, действенный способ, – по-дружески посоветовала я. – Ты, смотрю, решил удариться в учение?

– Хочу почитать об умертвиях, – смущенно пробормотал студент. – Как на них ставить печати… Или пока еще рано?

– Научиться упокоевать умертвия никогда не рано, – поддержала я ученический порыв. – Читай побольше. Глядишь, в итоге станешь приличным специалистом по защите от темных чар.

– Я не настолько честолюбив, просто не хочу, чтобы меня сожрали, – присаживаясь к столу, признался Нильс.

– Тоже чудесная мотивация, – похвалила я.

С умным видом он открыл учебник, полистал, поводил карандашом по строчкам и не выдержал: