Не жизнь, а роман!

— Наша ночь была изумительной, но спокойной и после завтрака мы могли бы завершить благословлённый Богом союз, — вкрадчиво, по-кошачьи мягко и готовая тут же отступить, высказалась Катя.

— При свете дня? Вы же моя законная жена, как можно…

— Зато вы увидите, что приобрели в результате нашего бракосочетания, и я тоже посмотрю, какой мужчина мне достался.

— Но если вам неловко или вы не хотите нарушать советы церковнослужителей…

— Думаю, мы имеем право, — отрезал Бертран, и Катя одобрительно кивнула, добавив:

— Согласна с вами! И на будущее: мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь влезал между нами.

— Даже церковь? — нахмурился мужчина.

— Вы затрагиваете очень сложный вопрос, — Катюша напряглась, понимая, что надо избегать этих тем, но в то же время в этом вопросе ей нужна поддержка мужа и его направляющая рука. — Служители — всего лишь люди, и толкуют священные книги по своему разумению, спорят между собою, что — то меняют, а бывает, что расходятся во мнениях и называют друг друга еретиками. Вы — не простой человек, у которого нет времени задумываться о жизни, принимая все изрекаемые постулаты на веру. Вам не следует во всём полагаться на чужой ум и рассуждения. Вы владетель, ответственный за многих людей, и способны сами принимать решения, особенно касающиеся своей души.

— Вы говорите слова, которые мне всегда хотелось услышать, но я сомневаюсь в своей правоте.

— Бертран, я думаю, что сомневаясь, вы ищите наиболее верный путь к любому решению, вы развиваетесь, что-то постигаете и этому не должно быть остановки. Мне кажется, что поиски истины, совершенства приятны Богу.

Рыцарь потёр лоб, будто помогая себе что-то понять.

— Катрин, я прошу вас больше об этом не рассуждать ни при ком! Это опасно для вас, — произнёс он, и эти слова объединили их больше, чем мирно проведённая ночь в одной постели.

— Присаживайтесь, стола у нас нет, но я вас покормлю, — выдохнула Катя, уводя разговор в другую сторону.

Она и не собиралась больше поднимать щекотливый вопрос о вере, но вся жизнь этих людей завязана на ней, и это важно для них, а для неё… пожалуй, тоже важно, но слепо слушать чьи-либо утверждения это не для современного человека.

Хорошо это или плохо? Да кто же знает? Катя вздохнула: в ужасное время она жила, где всё подвергается сомнению и всякий бред с энтузиазмом пробуется на зуб, но такое родное!

— Манон приготовила вкусную кашу, правда, она остыла. Попробуйте мясную нарезку завернуть в лепёшку и капните туда немного соуса, вот так, — и Катя подала ему подобие гамбургера.

— Мы так едим в дороге, — пробубнил Бертран с полным ртом, — но у вас получилось вкуснее.

Катерина дала ему поесть, предложила прополоскать рот после еды, а потом подошла и обняла. Подходила смело, а вот поглаживать насторожившегося рыцаря было боязно.

Он замер и ничем не помогал ей. Инициатива быстро сходила на нет и уже надо было думать, как без потерь выйти из дурацкого положения, но тут Бертран рвано выдохнул, словно до этого совсем не дышал и, подхватив её на руки, уложил на кровать. А собственно, больше некуда. Его сердце колотилось, как кузнечный молот, а руки стали сжимать Катю беспорядочно и излишне крепко.

— Нежнее, мягче, — прошептала она, притягивая его голову к себе ближе и пытаясь поцеловать. Он ответил, но это больше походило на укусы.

— Я сама, — попросила она и заняла ведущую роль.

Это было непривычно: не следовать за мужчиной, а руководить; но в жадности Бертрана, в откровенности его реакции на происходящее было столько искренности, силы, желания, что Катерина потерялась в его чувствах. Этот мужчина пылал под её руками, забывал дышать, когда она касалась его губами, стонал и рычал, принимая её власть.

Неужели она способна вызывать такие сильные чувства? Неужели она так прекрасна и желанна? Неужели именно так чувствуют себя раскрепощённые женщины? Это какой-то новый уровень свободы, ощущение собственной сексуальности!

Утомлённые познанием друг друга они легли рядом, и по-новому оценивали свою жизнь, которая вдруг разделилась на «до» и «после». Бертран повернулся набок и, проводя рукой по нежной коже Катиного живота, чуть хрипловато поделился своими желаниями:

— Я ещё хочу! Почему мне так хорошо с тобою? Потому что у тебя уже был муж? Ты ведь рожала? У тебя есть дети?

Катерина повернулась к нему и грустно улыбнулась:

— Мы всё повторим и не один раз, но не сейчас. Мне надо приготовить травы, не дающие мне забеременеть.

— Это грех!

— Бертран, у тебя есть сын и один замок, а что ты можешь оставить другим сыновьям?

— Это неправильно так рассуждать!

— И всё же, давай не будем торопиться. На второй твой вопрос я не знаю ответа. Почему одним людям хорошо друг с другом, а другим неприятно даже находится рядом? А про мужа… хочешь верь, хочешь нет, но я никогда не вела себя так храбро в постели, как с тобою. И последнее, о чём ты спрашивал.

Катя приподнялась и показала рукою на свою грудь:

— Ты же видишь, форма груди у меня не девичья, и я не собиралась скрывать, что у меня есть дети.

— Дети?!

— Да.

— Как ты могла оставить их?!