Утром следующего дня все домочадцы готовились к празднику. Это домашнее торжество, но родственников должно было собраться столь много, что слуги сновали с рассвета, норовя всё успеть. Катерина еле вырвала для себя Дохик из жадных ручек девочек, желающих выглядеть на празднике красивыми. Она собиралась сама сходить к ювелирам, чтобы продать медальон.
Хватило визита к двум мастерам, чтобы понять, что именно такие, как она — лакомая добыча для поживы. Нуждающаяся в деньгах сеньора — это как вывеска для призыва «обмани меня».
Катерина не смогла продать медальон, хотя, видя её упёртость, один из мастеров поднял цену, но это было бессмысленно. Оставалось надеется на то, что ага, освободившись от навалившихся на него дел, поможет продать украшение по хорошей цене и не выставит её из дома сразу после праздника. Бертрана она собиралась вывезти, несмотря ни на что.
Вернувшись, она сразу была вовлечена в кутерьму. Женщины собрались вместе и обсуждали недавнее происшествие, заинтересованно смотрели в сторону гостьи. Потом в помещение внесли большую каменную плиту, поставили её на пол, и все расселись вокруг на подушках.
После короткой молитвы было позволено угощаться. Катя с удивлением отметила, что не все женщины были мусульманками.
— Это язычницы, — шепнула ей соседка справа, — верят в солнце, ветер и мать кобылицу, — хихикнула она.
— Не слушайте эту завистницу, — наклонилась к Катерине соседка с другой стороны, — свет и огонь в их вере всего лишь зримое воплощение Бога в нашем мире. А верят они в осознанность действий, в гармонию духовного тела и физического…
— Что ты болтаешь? Хочешь склонить нашу гостью в их веру? «Счастье тому, кто желает счастья другим»[37], — насмешливо процитировала кого-то соседка справа, но спор затих, не успев разгореться.
Ввели Юмна и женщины вручили ему подарки. Мальчик улыбался, благодарил и торопился уйти на мужскую половину, однако, Кате было приятно, что её дар заинтересовал его и он не выпустил лабиринт из рук. Потом все вышли в сад, чтобы посмотреть на приглашённых танцовщиц, после уже сами танцевали. В какой-то момент к Катерине подошла богато одетая красивая женщина средних лет и прошипела ей в ухо:
— Если ты не уберёшься отсюда завтра, то пожалеешь.
Это было предупреждение второй жены аги Яваша Айкун, и ответа не требовалось. Но ещё хуже оказалось, что после трудного и шумного дня Катю позвала к себе в покои байбише, чтобы вежливо намекнуть о том, что гостье пора домой.
— Меня задерживает невозможность продать украшение, — попробовала Катерина воспользоваться заинтересованностью старшей жены в её скором отъезде.
— Для вас сделано немало, вы злоупотребляете нашим радушием, — размеренно произнесла каждое слово байбише и удостоила Катю долгим взглядом, чуть сдвигаясь в сторону, чтобы гостья увидела валяющийся свой подарок для Юмна в разломанном виде, но той отступать было некуда.
— Я понимаю, что раздражаю вас, но…
— Нет, не понимаете. Ваше присутствие сделало несчастным моего мужа. Он переживает измену и казнь Мануш, предательство родственника, дети остались без матери, а ещё вы тут улыбаетесь, провоцируя Айкун на решительные шаги.
— Да, конечно. Благодарю вас за возможность отдохнуть в вашем доме. Завтра же я попрощаюсь с вами.
— Я рада, что вы правильно поняли меня. Не стоит лишний раз подвергать свою жизнь опасности, — намекнула байбише и, отвернувшись к окну, показала, что аудиенция окончена.
Оставалось только раскланяться и подготовить свои вещи для путешествия.
Прибежавшая Дохик молчаливо забрала наряды, выданные агой, и шепнув, что Айкун действительно затевает какую-то пакость, быстро выбежала.
Рано утром, Катерина попросила агу Яваша встретиться и, опустившись на колени, протянула ему медальон с просьбой отпустить графа Раймунда де Тулузе.
Трястись над медальоном в надежде выручить за него пару ослов, было унизительно, уж лучше действительно положиться на судьбу, спасая мужчину из рабства.
Ага долго покачивался с носка на пятку, пытаясь что — то сказать, но лишь тяжело вздохнул и пригласил её в беседку. Там их дожидался какой-то важный старик в огромном тюрбане с письменными принадлежностями. По велению аги он написал бумагу о даруемой свободе сеньору Бертрану де Бланшфору с его воином Клодом Гарунским и ещё один документ, в котором был подробно описан медальон, послуживший платой за графа де Тулузе. Старик писал медленно, и пока он ещё оформлял первый свиток, ага Яваш ненадолго вышел, оставляя Катерину со стариком. Правда, при выходе из беседки стоял Рутгер и человек, сопровождающий чиновника, но все равно было странно, что ага ушёл.
Катя никогда бы не догадалась, что в это самое время уводящих на работы рабов остановили и вернули графа для разговора с агой.
— Вы знаете, что жена Бертрана де Бланшфора выкупает вас?
— Я надеялся на это, — гордо приподняв голову, неприязненно выдавил Раймунд. Ему не только думать о том, что его жизнь в руках Катрин было неприятно, но даже говорить об этом коробило. Как будто он восхваляет эту ведьму.
— Сеньор де Бланшфор знает об этом?