Не жалею, не зову, не плачу...

Звание вора в законе Никола Филатов получил гонорис кауза — в порядке исключения. Он зарезал семерых сук. Двумя ножами. В один приём. Правду нам рассказал Комсомолец. Филатов никакой не вор, на воле работал на заводе и по глупости, как соучастник, получил 7 лет. Попал он на лагпункт в Ширу, а там правили суки. Филатов молодой, необъезженный, истинно рабочий класс, попытался голос поднять за справедливость, ему вышибли три зуба и расквасили всё, что можно было расквасить. Когда он снял повязку, не мог себя узнать в зеркале, а Кум сказал: тебе надо новую фотокарточку приложить к делу. Филатов неделю ходил смурной, другую ходил смурной, спал плохо, ел плохо, одежда на нем повисла, — нужен был выход. Либо в петлю, либо постоять за справедливость. Парень он сильный, крупный, и так получилось, что в жизни его никто не бил, а тут налетела сучня, истоптала всего, встряхнула ему мозги, и он задумался: а можно ли обижать людей безнаказанно? Нашел он два ножа, наточил их, в тот же день хорошо поел, в ту же ночь хорошо выспался и пожаловал к сукам. Семеро главарей сидели в сушилке, играли в карты, пили водку и закусывали кетой. Никола Филатов без слов, без хитростей прямо от двери шагнул к ближнему и пыранул его под ребро с правой, а того, кто сидел напротив, пыранул с левой и начал их косить направо-налево двумя пиками, троих уложил наповал, двоих порезал на долгую память, а двое успели выскочить с молитвой на устах и рванули на вахту, решив, что власть в зоне круто переменилась. Так, впрочем, оно и вышло, один работяга в считанные секунды избавил лагпункт в семьсот душ от семерых сук. Надзору полагалось бы Николу представить к ордену или хоть чуть-чуть срок сократить, поскольку он один навел в лагпункте порядок, чего не могла сделать сотня полканов, — нет, не сократили, а добавили. Знал ли он, что так обернется? Конечно, знал, но сил терпеть дальше у него не было, он загнулся бы от обиды и тоски. Суки на суде рассказывали: когда Филатов их резал, он ревел, и слезы рукавом смахивал, они ему мешали разглядеть цель. В Малой зоне, между прочим, Никола заставил Комсомольца прыгнуть в запретку и кричать на вышку: «Открывай огонь!» Об этом тоже весь лагерь помнил. Из-за пустяка — пришел Комсомолец, видит, играют в шахматы самодельные из хлебного мякиша, он одним махом смёл их и давай топтать — не положено в штрафной зоне. А Никола опять в рёв и на Кума тигром. Самое интересное, думаю я, в том, что если бы Филатов попал в воровской лагерь, и его там обидели, он бы таким же манером и воров перерезал. Хотя, справедливости ради надо сказать, что воры так легко на вахту не прыгают. Одним словом, Филатов стал в законе как потрошитель сук. Между прочим, в законе был доктор Гааз, при царе он уменьшил вес кандалов с шести фунтов до трёх и делал всякие послабления каторжным, о чем я впервые услышал не от профессора в медицинском институте, а от Волги: «Будь как доктор Гааз, ему в Питере бронзовый памятник стоит». Утверждались в законе представители чисто воровского искусства, именно искусства, прежде всего — карманники, не бандиты, не налетчики, не насильники, ни в коем случае не хулиганы, не побирушки. Для вора нет худшего оскорбления, чем назвать его нищебродом, он — мастер, он — ловчила, но не стопорила. Мошенники тоже бывают в законе, ибо здесь требуются мастерство, талант, божий дар. В последнее время чистота рядов нарушилась, так же как и на воле — мало одного таланта, надо, чтобы ты еще проявил себя и как деятель общественно-политический, загнал в тюрягу или на тот свет отправил парочку-другую недругов — признание на чужих костях стоит.

Лежал Никола Филатов в стационаре, любил песню: «Не водил в Багдад я караваны, не возил я шёлк туда и хну». У него открытая форма туберкулеза, парень он бескорыстный, бациллы свои не жалел, нагрянула как-то комиссия — вся палата загоношилась, выпишут и никто не поможет, ни Олег Васильевич, ни Евгений Павлович. Никола спасал всех желающих — закурит папиросу, оставит на чинарике слюну, как донор и передает курнуть тому, кому сейчас на анализ мокроты. Сколько ему оставалось жить, врачи не говорили, но блатные догадывались, недолго протянет легендарный потрошитель сук, ждет его в скором будущем деревянный бушлат. Терять ему нечего, можно ему поручить еще одно мокрое дело.