Не жалею, не зову, не плачу...

Самое тяжкое — вставать в пять тридцать под звяк рельса, под крик дневального и помбрига. Каждое утро я ставил себе задачу: сегодня. Непременно! Выстою очередь, другие ведь как-то дожидаются. Шел с бригадой в столовую, потом на развод, потом пошло-поехало: первая пятерка! вторая пятерка!.. Шаг вправо, шаг влево считается побег, конвой открывает огонь без предупреждения! Потом лопата, кайло, костёр, усталость, обед, болезненная сонливость, ожидание съёма и неуклонное отупение, обалдение. Глянул на себя в зеркало — типичный зека, обветренная рожа, тусклый взгляд и особенно губы, очень характерная зековская складка. Губы у всех разные, а складка, выражение губ одно и то же, неприятно жёсткое, злобное. Ничем ты не похож на прежнего Женьку. К концу работы лагерь уже роднее дома, добраться бы до нар, поужинать, уединиться и написать письмо. Каждый день я хоть на мгновение выходил глянуть на вход в санчасть, вдруг там народу мало и я проникну, поговорю с тем белобрысым капитаном, похожим на пленного немца. Ни черта подобного! После нас прибыл еще этап из Красноярска, народу везде гуще, в столовой, в бане и на разводе, а в санчасти так просто битком, тем более, что выпал снег, резко похолодало, у многих простуда, стояли в очереди по-настоящему больные зека. А ты сиди пока, не рыпайся, побереги здоровье, а то подхватишь пневмонию и попробуй тогда выстоять на морозе. Из-за толпы мне ни разу не удалось разглядеть, кто там из врачей принимает. У зека было одно имя на устах, Вериго Олег Васильевич, вот кто человек! Высшая похвала в лагере — человек. Без эпитетов. Сел якобы по делу Горького. Лучший лепила страны. Горький умер в тридцать шестом, значит, Вериго сидит уже четырнадцать лет. Ночью, усталый, засыпаю, а утром снова — сегодня обязательно! Умру, но дождусь! Сегодня или никогда. Мои бригадники и на воле были работягами, им полегче. Кое-кто по одному, по одному пристроились, кто бухгалтером, кто нормировщиком, кто в штабе, кто на БОФе при бумажках. Я уже знаю, на общих ни один врач, ни один фельдшер в работягах не ходит. А я всё чего-то жду. Задание себе даю и не выполняю. Верю и надеюсь, что где-то там, в вышине, «есть высокая гора, в ней глубокая нора». На горе, кроме спецчасти, есть Книга Вечности, и Ветер Жизни вот-вот перелистнёт страницу.

Перелистнул. Страницу случайную и драматическую, как теперь у меня всё.

Вечером шли мы с объекта в лагерь небольшой колонной, домой всегда легче шагать, шутки слышны. Смотрим, стоят у обочины два бывших зека, только освободились и уже вдрабадан пьяные, ждут нас передать привет и наилучшие пожелания. Конвоир дал им команду посторониться, а они в кураж: «Мы тебе не зека, закрой пасть!» Начальник конвоя кричит, где собаки? Вперед ушли с главной колонной. А эти два дурака лезут прямо в строй обнять своих корешей на прощание. Ближний конвойный психанул, и дал предупредительный выстрел в воздух, чтобы их отогнать, вернее, не выстрел, а короткую очередь из автомата. Но поскольку он психанул сильно, то сначала нажал на спусковой крючок, а потом вскинул дуло, и что получилось? Пули так и врезали по колонне, ни одна зря не вылетела, — сразу вскрик, вопль, упал один, упал другой, строй смешался. Трое свалились буквально через ряд впереди меня, четвертый согнулся пополам, и за руку ухватился возле локтя, а с пальцев кровь. Все ребята с нашего, алма-атинского этапа. «Садись!» — закричал начальник конвоя. Конвоир подбежал к этим хмырям и начал долбить их прикладом по спине, по шее, пока не уложил обоих в снег, лучше поздно, чем никогда. Колонна села. «Санинструктор есть?» Нет санинструктора, он один на весь БОФ и тоже ушел с главной колонной. Я подал голос: могу оказать первую помощь. «Вставай, действуй!» Первым упал Булат, молодой казах, я его знаю по Чимкентской пересылке, всегда вежливый, уважительный, он уже не дышал, пульса не было, я расстегнул его куртку, задрал рубашку — пуля попала в сердце. Я сразу сказал конвою, один скончался. Второй лежал с открытыми глазами, стонал, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, пуля вошла в шею сзади, наверняка задет спинной мозг. Два других были легко ранены, один в предплечье навылет, а другому пуля пробила шапку и задела кожу головы, его слегка контузило, он тоже упал и был в шоке. На полсантиметра вниз, и прошибло бы головной мозг. На мертвом разорвали бельё на бинты, я перевязал остальных. Остановили машину, погрузили всех четверых и меня туда же — сопровождать.