Не верь мне

-Он узнает, обязательно. Только не так, не наскоком, не у подъезда в 7 утра, когда он ещё даже толком не проснулся. Я пообещала, что его папа придёт к нему на день рождение. И он ждёт. Очень. А ты… вот такой как ты есть сейчас, ты его пугаешь. Эмоциями своими, напором. И меня ты тоже этим пугаешь, - последнее добавляю очень тихо, но он услышал. Потому что задышал чуть чаще.

Я на него не смотрю. В лицо. А вот руки разглядываю, сидит рядом и нервно сжимает-разжимает пальцы свои. И мне от этого почему-то волнительно. И нервно. И неожиданно жарко. Дура!

-Ты права.

Уже открываю рот, чтобы начать спорить… но тут до меня доходит, что он… согласился со мной. С усилием воли перевожу свой взгляд с его рук на лицо, которое даже чуть расслабилось. Сергей больше не похож на психически неустойчиового. Хотя ещё полчаса назад очень смахивал.

-Права?

-Да.

Ну надо же. Я отмечу этот день в календаре. Обязательно. Красным цветом в кружочек обведу.

-Моё присутствие тебя напрягает. И Сергей это на подсознание считывает.

Вот же скотина!

-Ну извини, - всплеснула я руками. – У тебя настолько филигранно получается меня бесить, что я просто не в силах с этим совладать.

-Нам придётся это как-то решить…

-Интересно как?! – ёрничаю.

-Нам нужно начать с тобой общаться.

И прежде чем я успела послать его нахер,  из кабинета выглянула медсестра и объявила:

-Измайлова.

*   *   *

Я был неправ, и вроде как даже понимал это. Я был неправ в своих нападках, в своей резкости, в форсировании событий и нелепых попытках отстоять свои права на… на что? Сына? Детей? Семью, от которой уже давно не осталось и следа?

Мозгами я понимал многое, но совладать с собой всё равно получалось очень плохо. Меня жгло изнутри. Трясло мелким ознобом. Выкручивало и разрывало. Кидало из крайности в крайность. Стоило лишь подумать о том, что я потерял и упустил. Ольга говорит, велит, просит подождать, дать сыну время привыкнуть ко мне. Пусть только теперь объяснит, как это сделать. Потому что сам я не могу. Как подумаю о том, что ещё день, ещё минута, ещё… Ощущение такое, что одно неловкое движение и всё рухнет, развеется подобно праху от несбывшихся мечтаний.

Не могу. Ни дня, ни минуты, ни секунды. Я и так сдерживал себя все эти дни, чтобы не приехать к ним и не сгрести Серёжку в охапку. Как же мне хочется коснуться его, почувствовать, что он реален, что он есть, что он мой. Мне хочется знать его, понимать его…

Не разбирая, откуда во мне этот судорожный ажиотаж, от которого сводит зубы, и заходятся в треморе руки, начинаю творить какое-то безумие. Ещё не сорвался, но это уже где-то близко.

Я даже с Анюткой такого не чувствовал, когда ехал сюда, к ней. Возможно, всё дело в том, что я так или иначе всегда был в её жизни, никогда до конца не теряя её? С первых же дней её жизни знал, что вот она моя девочка, и что ничто в этом мире не способно этого изменить. Всё что я делал, так или иначе, делалось для неё, ради неё. Я не самый лучший отец в мире, чего уж тут говорить, но чувствовать своего ребёнка я умел, видеть её настроение, понимать её мысли, состояния, даже на расстоянии. И от этого становится ещё более дико, когда я вдруг осознаю, что она тоже все эти годы молчала… про брата.

Моя мама иногда пыталась подначивать меня вопросами из серии «Как там твоя Оленька? Спроси у Анечки», но я молчал, не поддавался и не реагировал. Это было одновременно очень легко и нереально сложно, практически невыносимо, все эти годы делать вид, что Ольги нет больше в моей жизни. Не спрашивать, не думать, не переживать.

Её не стало для меня ровно в тот момент, когда до моих ушей долетели последние звуки той пресловутой фразы. Не твой. Она и сейчас преследовала меня, как самый жуткий кошмар, подстёгивая к действиям, без разницы к каким, лишь бы делать, лишь бы не вспоминать, о том, как это было.

 Ненавижу вспоминать тот день. Я ведь тогда не только жены лишился или надежды на возвращение своей семью. Я будто сам умер. Озверел, охладел, окаменел. Я остался в этом грёбанном мире один, в то время как у неё, у Ольги, всё равно была её семья, её маленький мир. И это никогда не давало мне покоя. Да, чёрт возьми, я на тот момент сделал много чего такого, из-за чего мы все оказались на грани, не снимаю с себя ответственности, но всё же последний гвоздь в крышку гроба нашего брака вбила она.

Теперь мне страшно… просто страшно от той мысли, что я терял все эти годы.

Олька, что же мы с тобой наделали?      

Вот и сейчас. Я остаюсь сидеть в людном холле поликлиники, а Ольга увлекает Аню за собой в кабинет к врачу. Меня с собой не зовут. Да я там и ненужен вовсе. И оно вроде как логично, но легче от этого не становится. Чувствую себя лишним, в этом месте, в этом городе, в этой семье…

Вспоминается сегодняшнее утро. Серёжка и его: «Я знаю кто вы». У меня чуть сердце в пятки не провалилось, от мысли, что мы сейчас с ним всё решим.

- Вы Анин папа.

Нет, мой мальчик, не только… Я ещё и твой папа.