Прошло несколько дней. День и ночь работали саперы, подводя под колокол тали, стараясь вытянуть его буксирами, но Маха Ганда упрямился. После каждой неудачной попытки он только глубже уходил в ил. И наступил день, когда губернатор приказал прекратить борьбу с рекой. Великобритания осталась без колокола-гиганта, но не было его и у бирманцев, у Шведагона. А когда англичане полностью отказались от надежды победить реку, к губернатору пришла делегация рангунцев. Делегация просила ни много, ни мало, как разрешения поднять колокол и поставить его на место, в Шведагон. Бирманцы собирались поднять колокол своими силами, с одним, правда, условием — чтобы англичане больше его не трогали. Просьба покоренных показалась губернатору настолько абсурдной, что он, скрывая улыбку, дал согласие. Он, думалось ему, ничем не рисковал: то, что не удалось королевским саперам, не могло получиться у местных жителей. Губернатор не учел, что именно эти местные жители отливали такие колокола, каких не было в Англии, и поднимали их на Шведагонский холм.
В общем долго ли, коротко ли, но бирманцы подняли колокол со дна реки и поставили на свое место. Губернатору пришлось пережить это унижение, как и много подобных впоследствии. А колокол стоит и сейчас. Если вы будете в Шведагоне, то увидите его под навесом, величественный, изукрашенный бронзовыми фигурами. Можете взять лежащий рядом брус и три раза ударить по темному боку колокола. Говорят, что тогда исполнятся желания.
Много еще видел Шведагон. В 1936 году, когда забастовали студенты университета — это была забастовка, в которой получили боевое крещение будущие вожди национально-освободительного движения, — на склонах Шведагонского холма они проводили митинги, произносили горячие речи. И сюда со всего Рангуна приходили люди с едой для забастовщиков.
А за несколько лет до того рядом со Шведагоном умер старый монах по имени У Визара. Его смерть привлекла больше внимания, чем смерть любого другого человека в Бирме. За последними днями монаха следил весь мир. Сто шестьдесят дней У Визара не принимал пищи, требуя свободы для своей страны, и умер от голода. Рядом со Шведагоном стоит памятник ему, и приезжающие делегации возлагают к его подножию венки из красных роз.
Потом, в 1942 году, японские самолеты совершили первый налет на Рангун. Был светлый, солнечный день, и многие рангунцы вышли на улицы посмотреть на воздушный бой японских и английских истребителей. Бой вскоре кончился, и японские бомбардировщики начали безнаказанно посыпать бомбами людные улицы. С холма Шведагона был виден дым, поднявшийся столбом над городом. Английские врачи и сестры к тому времени уже убежали из обреченного Рангуна, и только добровольцы из бирманских дружин до ночи перевязывали раненых.
А еще через два года под Шведагонским холмом, там, где теперь стоят молодые деревья Парка Сопротивления, собрались на последнее совещание бирманские офицеры и представители партизан. В ту ночь решено было начать всеобщее восстание против японских оккупантов. Возглавил это восстание двадцативосьмилетний генерал Аун Сан.
Видел Шведагон, как победителями вошли в Рангун колонны повстанческой армии, как вернулись вслед за ними английские полки, и слышал, как на стотысячном митинге у Шведагонского холма генерал Аун Сан сказал, что если англичане немедленно не дадут Бирме свободу, то бирманский народ получит ее сам, с оружием в руках. И еще видел Шведагон, как через весь город тянулась похоронная процессия. Хоронили генерала Аун Сана и министров Временного правительства, убитых летом 1947 года врагами свободы.
А 4 января 1948 года, в четыре часа утра, над Рангуном загремел салют — Бирма, хоть и дорогой ценой, вернула себе независимость, Навсегда.
Вот что видел Шведагон — самая большая в мире пагода, построенная бирманцами много веков назад.
Наша «Волга» проезжает мимо Шведагона и по зеленым улицам идет на север. Машины встречаются редко — это в основном большие грузовики, груженные живностью, бананами, арбузами; они спешат на многочисленные базары Рангуна.
Проезжаем мимо большого щита. Гостиница «Инья-лейк». Неоновая надпись еще не потушена.
— Знаешь, — говорит мне Лев, — скоро должен приехать Андреев. Архитектор. Он теперь президент Общества советско-бирманской дружбы, приедет на конгресс общества. Ему, наверно, интересно будет посмотреть на свое детище.
Детище похоже на белый теплоход. Гостиница получилась легкой, светлой и просторной. И еще — прохладной. Даже в самую жару туда залетает ветер с озера. В гостинице больше двухсот номеров, и, конечно, уже никто не отрицает, что она — лучшая в Бирме и одна из лучших в Азии.