Не своя жизнь

Воздушные ворота Штутгарта показались ему больше аэропорта «Бен-Гурион». Возможно, такое впечатление складывалось оттого, что народ здесь ходил поодиночке или парами. Не попадались семьи с полудюжиной горластых разновозрастных отпрысков, никто не перекликался издалека во весь голос. Очередь на контроль Денис миновал быстро и вышел в зал, где со всех сторон слышалась немецкая речь. Ухо непроизвольно выхватывало знакомые слова.

Аркадий уехал из Питера еще раньше Ефима, пробыл в Израиле около года и решил обосноваться в Штутгарте. Его жена дружила с мамой, поэтому, увидев бегущую к нему невысокую широкобедрую женщину с короткими крашенными под блондинку волосами, Денис сразу узнал тетю Фаню.

– Ой, мальчик, как ты вырос! – воскликнула Фаина, вставая на цыпочки, чтобы дотянуться губами до его щеки.

Слегка нагнувшись, он принял поцелуй, затем протянул руку подошедшему Аркадию, худому сорокапятилетнему мужику с иронично прищуренными карими глазами.

Сандлеры приехали в аэропорт на собственном «фольсквагене», с виду абсолютно новом. Автомобилю пять лет, сходу сообщил Аркадий и, подмигивая, добавил непонятное:

– На «порш» денег не хватило!

По дороге Фаина принялась рассказывать, как они тут устроились.

Аркадий работает на Daimler AG. В Союзе был инженером, а теперь у конвейера стоит, собирает «мерседесы», но не жалуется. «Чтоб я так жил в Питере!» – прокомментировал Аркадий речь жены. Сама Фаина служит приходящей няней. Незамужние женщины в Германии часто заводят ребенка «для себя» и, несмотря на приличное пособие, некоторые предпочитают не бросать работу. Двадцатилетняя Римма учится в медицинском колледже и подрабатывает сиделкой в психоневрологической клинике.

Автомобиль несся по автобану, мимо мелькали мосты, грандиозные развязки. На огромном здании длиной чуть не в километр Денис заметил знакомое BOSH.

Фаина заговорила о городе. Штутгарт – центр Швабии, земля Баден-Вюртемберг. Город красивый, старинный, ему около тысячи лет. Промышленный центр, здесь расположены крупнейшие немецкие предприятия.

Она перечисляла названия, большинство из которых ничего не говорило Денису. Слушая, он делал вид, что интересуется пейзажем. На самом деле панорама за окном была ему безразлична. Ну, тянутся в стороне от дороги аккуратные, будто по линейке отмерянные поля, сменяющиеся городками со столь же аккуратными светлыми домиками под красными черепичными крышами. В каждом городке торчит острый шпиль кирхи. Шпиль или минарет, игрушечные домики или неряшливые строения, какая разница?

– Это уже Штутгарт, предместья, – сказала Фаина, и вздохнула: – Мы мечтаем когда-нибудь купить домик в таком милом местечке.

Вскоре пошли многоквартирные здания в четыре-пять этажей. Ничего выдающегося, прилизанные хрущевки, равнодушно отметил про себя Денис.

– В войну город был сильно разрушен, – подал спереди голос Аркадий. – Центр отреставрировали, а здесь, на окраинах, живут в основном рабочие и жилье построили простое, дешевое.

По другую сторону улицы промелькнула краснокирпичная церковь, похожая на терем с луковичкой-маковкой. Денис не ожидал такого и даже оглянулся, чтобы получше рассмотреть опирающееся на пузатые столбы сводчатое царское крыльцо.

– Рузсише кирхе, церковь святителя Николая, конец девятнадцатого века, – пояснила Фаина. – Теперь до дома нам буквально минута. Это Хегельштрассе – в честь Гегеля назвали. А наш адрес: Лерхенштрассе, 48. Там кое-где сохранились довоенные дома, но наш относительно новый.

На улице не было ни деревца, ни травинки, но сквозь узкие проходы, ведущие к внутренним дворам, виднелась зелень газонов и голые ноябрьские деревья.

Машина остановилась напротив бежевого четырехэтажного дома с узкими балкончиками.

– Приехали, – заглушил мотор Аркадий.

На взгляд Дениса, квартира была обыкновенная, ненамного лучше той, в которой жили Сандлеры в Питере, разве что ванная размером с настоящую комнату, даже с окошком под потолком. Просторной кухней ежедневно пользовались как столовой, имелись еще три изолированные комнаты. В одну из них Фаина привела Дениса.

– Это у нас гостиная, пока тут будешь жить, располагайся, – приветливо сказала она.

Краем приторможенного сознания понимая, что здесь надо вести себя иначе, чем с мамой, Денис без возражений вышел к ужину и застал на кухне свою троюродную сестру.

Он помнил Римму нескладной школьницей на пороге взросления, а сейчас девушка выглядела старше своих двадцати лет. С копной каштаново-рыжеватых волос, высокогрудая и широкобедрая, она казалась помолодевшей копией Фаины. Те же выпуклые глаза, тот же причудливый изгиб губ и слегка нависающий над ними нос.

«К старости вырастет, как у тети Фани», – мелькнуло у Дениса в голове, когда кузина протянула руку, а потом неловко клюнула его в щеку.

– Я бы тебя не узнал, – сказал он, чтобы хоть что-то сказать.

– А я бы узнала, – неожиданно улыбнулась Римма и стала хорошенькой.