Не своя жизнь

– Ты что, сынок? Не пугай меня так. Что произошло?

– Ира… – затрясся он, – Иришка… ее больше нет…

Месяц прошел, как в тумане. И правда, в тумане. Фима приносил какие-то успокоительные, Нелли Леонидовна пичкала ими Дениса. Пусть замкнутый, вялый, полусонный – но живой, никуда не побежит и ничего с собой не сделает, твердила она. Потом Ефим сказал, что надо прекратить прием таблеток, иначе возникнет привыкание. Впервые заснув без лекарств, Денис с воплем проснулся посреди ночи. Во сне он пытался отговорить Иришку от последних, ставящих точку в жизни шагов… и не успел.

– Если бы я был там, если бы остался… – плакал он, уткнувшись в мамино плечо.

Не зная, как помочь сыну, Нелли Леонидовна советовалась со всеми родственниками, позвонила и Аркадию в Штутгарт. «Пусть приезжает сюда, – предложил тот. – Израиль у него всегда будет ассоциироваться с самым большим потрясением в жизни. Лучше сменить обстановку. Переезд, обустройство, работа – это его отвлечет».

Только предложили Денису идею с переездом в Германию, как получили из Петербурга известие, вновь ввергшее его в омут глубокой депрессии. Одна из общих знакомых сообщила, что Елизавета Матвеевна, тетя Лиза, найдена мертвой на даче. Ее убили, зверски. Узнав об этом, Денис простонал:

– Это все я… Это из-за меня… тетя Лиза… Как мне с этим жить!..

Он смотрел сумасшедшими глазами и все повторял: «Зачем я живой?..»

Тетя Соня с мамой попрятали все острое и режущее, глаз с него не спускали, опасались, что повесится, или еще каким-нибудь способом попытается лишить себя жизни. Вновь пошли в ход таблетки. Денису было все равно, он брал их, закидывал в рот, будто не замечая, что глотает, но однажды спросил маму, где она хранит пачку. Нелли Леонидовна до ужаса испугалась.

Вечером густой бас Ефима заставил Дениса выплыть из забытья и прислушаться к тому, что обсуждают в проходной комнате.

– Он всегда был таким нервным?

– Нет, – ответила Ефиму мама. – Наоборот, был беспроблемным, уравновешенным ребенком. Учился всегда хорошо, а в институте, когда пошла специальность, даже увлеченно. В детстве немного хулиганил, как все. Нет, никаких нервных срывов я не помню…

– Просто у Дениски музыкальная, тонкая натура, поэтому он такой чувствительный, – вставила тетя Соня.

– Ой, мама, я тебя умоляю! Маниакально-депрессивный психоз бывает и у тех, кому медведь на ухо наступил.

– На него столько всего свалилось – и все подряд… Знали бы вы Ирочку, какая хорошая девочка была! Я на них нарадоваться не могла. Больше скажу: если бы у него не появилась Ира – я бы не решилась уехать.

– Да, досталось парню. Однако при нормальной психике суицидальные мысли в голову не приходят.

– Гибель Лизы его буквально добила! Он считает, что это из-за него…

Последовала долгая пауза.

– Если бандиты узнали, что он в Израиле, то могут и сюда добраться. Это же русская мафия! Они убивают и на другом конце света… Его убьют, и вас заодно!

– Ты что, Фима? – в один голос охнули мама и тетя Соня.

– Знаете, – немного помолчав, заговорил Ефим, – вам надо переехать на другую квартиру. А тебе, тетя Неля, и Денису – сменить фамилию. Ведь будут искать Колесниковых? Можно взять твою девичью. Хаим это устроит. Даркон ни ты, ни Денис пока не получите, но можно выправить ему временный загранпаспорт, уже с фамилией Сандлер. И пусть дует к Аркадию. Римма работает санитаркой в психиатрической лечебнице, это очень кстати. Последит там за ним.

«Они думают, что я псих? – вяло промелькнуло в голове у Дениса. – Может, они и правы. Тогда мне самое место в дурдоме. А троюродная сестра поспособствует».

Буквально через неделю на имя Сони сняли квартиру в другом районе, столь же тесно и неряшливо застроенном. Денис отнесся к переезду безразлично. Одна комната с забранным ставнями окном или другая – какая разница? Солнце так же полдня пытается пробиться сквозь планки жалюзи, а по вечерам, когда есть возможность распахнуть окно, вид из него не радует. Впрочем, ему казалось, что радость уже никогда не вернется в его убитую душу.

Ефим то отменял таблетки, то опять приносил. Без них Денису снились кошмары, и он боялся засыпать по ночам. Сидел у окна и смотрел на огромный диск луны на черном южном небе. Ночное светило завораживало, не отпускало взгляд, и только усиливало чувство вины и тревоги. Впрочем, тревожился он не за себя, только за маму. Чтобы обезопасить ее, надо оказаться как можно дальше.

Поэтому вместе с мамой и Ефимом он послушно ходил по каким-то инстанциям, подписывал бумаги, содержания которых не понимал. Ефим вел переговоры с чиновниками, объяснял маме, о чем речь, но Денис не вслушивался. Ему было все равно.

Через три с небольшим месяца после приезда в Тель-Авив на руках у него оказалась книжечка «лессе-пассе» – временный израильский загранпаспорт.

Только в последний момент, уже в аэропорту, когда мама, стараясь сдержать слезы, скорбно глядела на него, Денис осознал, сколько ей пришлось пережить за это время: седины в темно-каштановых волосах заметно прибавилось, нижние веки набрякли от вечных слез.

– Прости меня, мама, – вырвалось у него.