А вот фильм Говорухина меня не обрадовал. Да, сделано качественно, не придерешься, да актеры играют хорошо, Вера Друбич, изобразившая роль гувернантки и вовсе выше всяких похвал, но сюжет… признаюсь, я ожидал интерпретации. Живых, ярких обрисовок характеров, едва намеченных «королевой детектива», мощных диалогов, свежих оригинальных ходов. Нет, киноверсия нарочито строго следовала стезе романа и этим отвратила меня. С первых минут стало ясно, а после первого же убийства и вовсе очевидно, кто кукловод в этом доме на острове, уж слишком судья-Зельдин переигрывал, когда пытался замаскировать свою истинную сущность. Ну а дальше пошло по накатанной, я читал этот роман, интерес во мне вызвала, разве что идея покарать ушедших от правосудия преступников, но как же убого и шаблонно выглядели они в романе! Ровно так же бережно их перенесли в кино. И признаться, этим, а еще обычной для нашего времени сексуальной сценой, которые я не любил смотреть на большом экране, только испортили хорошую идею. Ведь можно ж было показать каждого преступника в отдельности, его резоны и доводы, его страхи и сомнения. Да, перелицевав роман, но на то есть сценарист. А в итоге сыграла только Друбич.
Об этом я безо всяких экивоков сказал солнышку, когда мы выбирались из зала, прибавив, что Кристи для меня испорчена собственными шаблонами.
— Наследство, деньги, месть, наследство, деньги, месть. — произнес я, на манер продавщицы пирожных на рынке. — Вот и все, что мы можем увидеть в ее романах.
— А что, есть что-то еще, что движет убийцей?
— Без сомнения. Страх, любовь, ненависть, презрение, скупость, расчет, алчность, — да все грехи человеческие, какие там у церковников записаны. — я попытался вспомнить еще одного не особо любимого выпендрежника патера Брауна, но найти их в памяти не сумел.
— Даже любовь? — несколько удивленно спросила Оля.
— Тем более, любовь, — и вдруг в голове что-то щелкнуло, я хлопнул себя по голове и воскликнул так, что на нас стали оборачиваться: — Ирина! Ну конечно, как же я до сих пор…
Глава 25
Оля, наверное, сразу подумала, что я окончательно потерял разум после такой нагрузки — сперва день рождения главбуха, потом прогулка под холодным дождем и вот теперь детектив, в котором «не осталось никого». Но я лишь сопоставил столь неожиданно ту самую Рину, что получила от Артура много безделушек и едва не одарила ребенком. Я почему-то решил, что это какая-нибудь Катя, но нет, та самая владелица типографии, что снова вроде как сблизилась с шефом и до последнего, наверное, пыталась оживить давно угасшие чувства. Или хотя бы как-то напомнить о них. А в итоге теперь ушла и от мужа.
Но теперь хоть дневник стал оживать, заполняться реальными людьми. Интересно узнать, кто и когда была последняя, Тася, что, возможно, не подозревая, конкурировала за сердце шефа с Риной. Если только Артур до самого конца продолжал любезничать с дамами и встречаться с ними в гостиницах, на дачах, еще где-то в укромных местечках, одаривая незамысловатыми подарками — французскими духами, косметичкой, сумочкой, японским зонтиком или еще какой безделицей, что влияет на умозаключения дамы, делая ее легкой добычей прожженного ловеласа. Прав Жванецкий, когда писал: «нашей сто грамм дал, на трамвае прокатил — твоя!», поистине прав. Конечно, не столь дешево, но так же просто любовь, искренняя, непосредственная, наивная, покупалась, а затем отслужив свое, отбрасывалась, чтоб погаснув, вспыхнуть у другой, соблазненной не только человеком, но и его умениями — в наше время буквально незаменимыми — доставать самые заветные, дефицитные, желанные товары буквально из-под земли и еще до того, как пойманная в тенета поймет, чем может обладать.
Наверное, поэтому Артур ловил только таких, попроще. Материальное возбуждало духовное, ум приказывал сердцу, а то, трепеща, соглашалось. Хоть немного, хоть на чуть-чуть пожить в сказке, представленной ассортиментом магазина «Березка». И верить, что она, эта сказка, не закончится так быстро, так просто, так пошло.
Как на грех, заканчивалась еще быстрее. Елена, она знала это прекрасно, наверное, сама не раз и не два обжигалась, но глядя на брата, почему-то хотела пробовать снова, кажется, поддаваясь его влиянию. Признавая в нем все светлое и шарахаясь от темной стороны натуры. Как и все мы, впрочем.
В понедельник я отправился на работу в последний раз. Директор подписал заявление и выдал характеристику, достаточно умеренную, чтоб не поминать об инциденте. Сказал еще, чтоб забрал выкройки, он приказал бухгалтерии рассчитаться. Копирайт остается со мной, при этих словах, мое лицо передернула ухмылка. Глава кооператива окончательно сжигал мосты, да так, чтоб намека на переправу не оставалось. Я взял картонную папку, покидал в нее все вырезки из миллиметровки, все то, что предлагал, получая заверения или утешительное место на стенде, равно как и то, в чем руководство нужды не видело. Папки оказались небольшими, я упаковал всё, включая мелки, карандаши и оправился прочь.