– Надеюсь, они всё же поверили, и я не зря там дурака валял, – пробормотал я, рассеянно дёргая гитару за струну. От меня неминуемо ускользала волшебная мелодия, приснившаяся мне ночью, и теперь я страдал, пытаясь ухватить её хотя бы за первую ноту и переживая при этом, что на самом деле это уже существующая песня, которую я где-то слышал и забыл.
Ниязи вместе с Сайкой подняли шумиху на моей законсервированной страничке в Facebook, красочно описав появление оскорблённого духа музыканта на осквернённой могиле. Особенно постарался Ниязи: «Мы пришли помянуть нашего дорогого друга и очистить его памятник от всего, что с ним сделали ущербные людишки. Мы стояли и смотрели на место последнего упокоения этого талантливого и, к сожалению, сломленного равнодушием нашего общества человека. И вдруг мы увидели его самого. Он возник вдалеке, среди могил, как будто слегка смазанный, словно скрытый пеленой Вечности, но это был он, точно такой, каким мы все его знали. Его взгляд был печальным и как будто укоризненным. Мне показалось, он винит нас в том, что мы позволили вот так очернить его память. А может быть, он грустил о жизни, которую уже никогда не проживёт. Я хотел подойти к нему и заговорить, но, прежде чем мои ноги стали повиноваться мне, он исчез, словно его и не было. Но он был. Мы все видели его, все четверо. Трезвые, здравомыслящие люди. Если это не была коллективная галлюцинация – то что это было?..» Подобное же заявление (хотя и менее изысканно оформленное) сделала на своей странице Сайка. И там, и там люди понаписали столько комментариев, что я начал читать их в полдень, а очнулся только в семь часов вечера, и то от голода. Народ соцсети разделился на два лагеря: одни считали, что Ниязи и все остальные не в ладах с реальностью, другие, и их было больше, решили, что история доказывает теорию о бессмертии человеческой души, и поведали об аналогичных случаях, произошедших с ними, их родственниками и знакомыми. Некоторые показались мне достойными самого пристального внимания, я даже сделал скриншоты, чтобы не потерять эти истории.
Мама позвала нас с Зарифой ужинать, но я взял тарелку с едой и вернулся к себе, чтобы покормить крысиного короля. И в тот момент, когда я проходил дверной проём – место, обладающее мистической силой, в частности заставляющее человека, вышедшего из комнаты, забыть, зачем он вышел, – музыка, явившаяся мне во сне, вспомнилась. Отложив свою бадымджан долмасы[25], я быстро записал ноты, чтобы больше никогда их не забыть.
Мика и владельцы клуба Energetica пришли к соглашению, и теперь местечковой метал-группе Death and Resurrection предстояло выступить там, куда прежде нас в наших дешёвых лохмотьях не пустили бы даже в качестве посетителей. Группа решила собраться где-нибудь и отметить это событие. Обо мне вспомнили в последний момент. Я уже расслабился после плотной трапезы, предвкушая сны, когда позвонил Джонни и испуганно сообщил мне, что в девять часов они встречаются в одном из винных ресторанчиков.
– Давно вы договорились? Почему я узнаю об этом только сейчас?
Джонни залопотал что-то на своём матерном, напомнив мне младенца, говорящего на исключительно ему одному понятном языке, из чего я заключил, что обо мне вспомнили только в последний момент. Негодование моё было столь велико, что я чуть было не послал Джонни подальше, тем более что я не очень-то люблю вино, однако это означало бы моё окончательное падение в пропасть забвения.
Нарочно слегка опоздав, я появился, когда все они уже были там – сидели в глубине зала, тускло освещённые призрачными лампами и одинокой свечой, стоявшей в центре круглого стола, словно собравшиеся проводили спиритический сеанс, на который они вызвали… меня? Не обошлось, конечно, и без Ниязи – его я увидел первым, испытав странное удовлетворение вперемешку с раздражением. Он развалился на стуле рядом с Сайкой, но с моим появлением любезно уступил мне своё нагретое место.
– Ты тоже пришёл? – спросил Эмиль с искренним удивлением. Тут я окончательно вышел из себя.
– Если ты не забыл, я всё ещё основатель этой группы. И без меня вам просто нечего будет играть и петь.
Мои люди смущённо молчали. Я обвёл их по кругу эффектным свирепым взглядом и увидел загадочную довольную улыбку на почему-то обкусанных до крови губах Ниязи. Напряжение снял официант, который поднёс мне меню и винную карту. Я спрятался за перечнем блюд. Мне пришлось перечитать его несколько раз, прежде чем до меня начал доходить смысл написанного. Взяв себя в руки, я заказал какое-то испанское красное вино и сырную тарелку, самое дешёвое, что было в меню. Интересно, что там набрала Сайка. Все эти светские посиделки в кафе и ресторанах начали меня утомлять с силой, обратно пропорциональной количеству оставшихся у меня денег.
С появлением на столе вина натянутые между мной и группой струны ослабли, мы разговорились, обсуждая предстоящее выступление.