Не спи под инжировым деревом

– Ад есть только для тех, кто верит, что должен в него попасть.

– Я увижу ещё сына? Когда умру? Мы встретимся?

– Да, – твёрдо сказал я. Рассуждения мои были таковы: если после смерти человек отбрасывает все свои земные и кровные привязанности, то он и не вспомнит, что когда-то при жизни хотел встретиться с умершими близкими. Если же любовь после смерти сохраняется, то значит, это специально так устроено, чтобы люди могли воссоединиться в загробной жизни. Тут мне в голову вполз неприятный вопрос: а как же быть с повторно женившимися вдовцами? Будут ли они после смерти с первой, главной, так сказать, женой? Или останутся со второй, законной и, возможно, не менее любимой, а первая будет благополучно забыта? Кто же тогда достанется первой, бедняжке? Или они станут жить втроём, в счастье и согласии? Усилием воли я заставил себя не думать об этом.

– Ты не видел его там? – а вот это был совсем уж бессмысленный вопрос. С какой стати?!

– Нет, – мой голос звучал ровно. – Мы ведь не были знакомы при жизни. – Мне хотелось уйти. Вдобавок я чувствовал, что лицо моё начинает потеть под тонким слоем земли. Что будет, если Ибрагим это заметит? Привидения не потеют. Духота стояла такая, что я чуть было не начал обмахиваться рукой, но вовремя опомнился. А скульптор продолжал заваливать меня вопросами:

– Бог есть?

– Я его не видел, – дипломатично ответил я.

– А ангелы? Ангелов ты видел?

– Они живут в другом месте. – «Надеюсь, он не спросит меня про чернооких гурий, этих нимфоманок, толпами подкарауливающих на том свете каждого правоверного самца», – подумал я и отвлёкся на Ниязи, делающего страшные глаза за грязным стеклом окна и размахивающего руками.

– А когда я умру? – не унимался любознательный Ибрагим.

«Ну, мужик, молодец, – внутренне возмутился я. – Ты бы ещё спросил, кем на самом деле был убийца Зодиак!»

– Мы не предсказываем будущего. Мы просто существуем там…

– Я тебя умоляю, ты можешь моему сыну передать сообщение? Его зовут Гурбан…

«Я тебе призрак или мессенджер?» – хотелось выкрикнуть мне. Знал бы раньше – свёл бы Ибрагима и Мануш. Он её за пару дней вынудил бы переселиться.

Но он смотрел на меня с такой надеждой, что я не смог ему отказать. В конце концов, о том, что сообщение не доставлено, он едва ли когда-нибудь узнал бы.

– Хорошо. Я найду его и передам ему твои слова.

– Спасибо! – Ибрагим взволнованно сцепил пальцы, собрался с мыслями (это заняло некоторое время, в течение которого я терпеливо потел и старался не дышать, чтобы не чихнуть ненароком – в воздухе мастерской пыли летало ещё больше, чем снаружи), а затем тихо заговорил: – Передай моему мальчику, что я всегда очень им гордился. Даже когда я этого не показывал. И пусть он не стал тем, кем я хотел его видеть – я одобрял его выбор. Ты молодец, Гурбанчик, что настоял на своём. И я думаю, что на выбранном тобой пути ты добился бы больших успехов. Прости, что не сказал тебе этого, пока ты был с нами. И нам с мамой очень нравилась твоя Гюнель, она была замечательная девочка. Нам очень жаль, что так вышло.

Он почти плакал, а мне хотелось провалиться в преисподнюю и утянуть за собой чёртового Ниязи за то, что мне пришлось всё это выслушивать. «Попрощайся и свали», – приказал я себе. Ибрагим молча смотрел в пол. Не найдя в себе сил что-то сказать (да и было ли это необходимо?), я как можно тише покинул мастерскую, и мы с Ниязи задворками, чтобы не быть замеченными из окна, выбрались на дорогу.

– Надеюсь, оно того стоило, – прорычал я, как только мы отошли на безопасное расстояние.

– Стоило, стоило, – приговаривал Ниязи, поливая мне на руки из бутылки с нагревшейся водой, чтобы я смыл с себя серый налёт вечности. – Правда, я не ожидал, что он так словообилен. Что это за допрос он тебе устроил? Почему не испугался?

– Потому что он потерял сына.

Ниязи с кислым выражением лица пожал плечами, как будто хотел сказать – подумаешь, сын какой-то.

– Но теперь он точно поторопится, – прибавил я. – Он мне кое-чем обязан. – Меня начали терзать угрызения совести, но тут я вспомнил про Бахрама, сидящего у нас в гостиной. Ведь он действительно мог разыскать сына Ибрагима и передать ему незамысловатое послание отца… наверное. Чтобы не забыть попросить его об этом, когда он выйдет из медитации, я поставил на телефоне еженедельное уведомление.

Когда я вернулся домой, меня встретила Зарифа – она, оказывается, наконец-то взяла отпуск, которым пренебрегала предыдущие два года. В ней что-то изменилось, я не мог понять, что именно, пока она сама не подскочила ко мне и, странно напомнив Ниязи, не выкрикнула прямо в моё ухо:

– Смотри, я сделала кератиновое выпрямление волос! Роскошно, да?!

Теперь я заметил – её волосы стали гладкими и блестящими, как чёрное колдовское зеркало. Не удержавшись, я провёл по ним рукой – они и на ощупь стали очень приятными.

– Ух ты! Действительно роскошно. А в честь чего, позвольте поинтересоваться, сестрица?