Born2Burn жгли напалмом целый час, и где-то на третьей песне рядом со мной плюхнулся как всегда обозлившийся по неизвестной причине Джонни, чтобы присоединиться к нашему скромному застолью. Ниязи не только успел перейти с вина на граппу, но и исхитрился втянуть нас двоих в это дело, в результате чего мы надрались, как трое профессиональных пьяниц. Кроме того, Джонни вступил в некие таинственные враждебные отношения с официантом, который ему почему-то очень не приглянулся. Наверное, из-за своей нерасторопности, да ещё он немного походил на Эмиля. Я почти перестал обращать внимание на концерт. Мне было тепло и сонно, окружающая меня обстановка была похожа на винегрет, музыка, минуя уши, проникала прямо в сердце, а будущее надвинулось ещё ближе. Из томного состояния меня вывела какая-то подозрительная возня рядом. С трудом раздвигая густой воздух своим сонным корпусом, я развернулся и увидел, что Джонни вскочил и ругается с официантом на ломаном английском. Официант вяло отвечал, не проявляя рвения. По-видимому, это ещё больше раззадорило Джонни, и он решил ударить по самому уязвимому, на его взгляд, месту любого человека: национальной гордости.
– Fuck you and fuck your Italy! – в неестественной тишине между песнями выкрикнул мой буйный друг.
– I am from Romania, – флегматично заметил официант. Джонни окинул его оценивающим взглядом, очевидно прикидывая, что может задеть национальную гордость румына, сощурился и выпалил:
– Fuck your Dracula!
Официант покраснел и, кажется, всё-таки здорово обиделся. Некоторые с возмущением смотрели на Джонни, остальные были слишком расфокусированы, пытаясь сосредоточиться одновременно на своих телефонах и на музыкантах Born2Burn, которые доигрывали последнюю свою песню. Ниязи шарахался от Джонни, наконец его тонкая душа не выдержала, он вскочил и убежал куда-то.
– Эй, придурок, вам сейчас выступать. – Я пихнул Джонни, пытаясь отвлечь его от официанта. – Давай дуй на сцену. – Тут я понял, что моя алая физиономия, располагающаяся по соседству с бурно жестикулирующим и матерящимся по-английски Джонни, привлекает к себе внимание, которого мне совсем не хотелось. Пришлось мне сбежать в туалет, тем более что я давно ждал повода его посетить. Воровато пригибаясь, опасаясь встретить кого-то из знакомых, я сначала заглянул вовнутрь, проверяя, не притаился ли у писсуара Фархад или ещё кто. В туалете было пока чисто, только муха исступлённо билась в зеркало, словно пытаясь попасть в полный чудес отражённый мир, где мухи гоняются за людьми со свёрнутыми в трубочку газетами, а широкие проспекты городов застроены домами из уютного тёплого навоза.
Позади себя я услышал шаги и громкое сопение. Не вовремя обернувшись, я оказался нос к носу с одним из музыкантов группы Born2Burn, имени которого не припомнил.
– Привет, – машинально поздоровался я, ощущая запоздалый холодок в позвоночнике и покачивание пола под ногами (которое, впрочем, могло было быть вызвано также и граппой, и лёгким землетрясением, на которые богата азербайджанская земля).
Парень дёрнул головой, попятился, а потом как-то странно расслабился и преспокойно занялся тем делом, ради которого наведался в уборную. Словом, на моё появление он отреагировал так же, как до него Сеймур, официант Фикрет и мамина сослуживица. Закономерность показалась мне несколько зловещей.
Муха, отчаянно бившаяся о зеркало, постигла тщетность всех своих надежд и упала на пол замертво. Я тихонько покинул туалет.
В зале произошли разительные перемены. Сайка пела песню Frozen Wave, пятую песню нашего последнего альбома, Ниязи вернулся к столу и допивал из бокала Джонни, а сам Джонни пытался играть на синтезаторе и не упасть. Оставалось только надеяться, что, даже если он упадёт, ему хватит силы духа притвориться, что так и было задумано. А ещё за нашим столом прибавилась та, кого я меньше всего ожидал увидеть, – Зарифа.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я её. – Ты же не собиралась приходить. У тебя и билета не было.
– Я сказала, что я твоя сестра, – довольно ответила Зарифа. – Они состроили сочувствующие лица и разрешили мне войти без билета. А что, вы тут все напились?
– Зачем ты пришла? – допытывался я.
– Ты хочешь, чтобы я всё время дома сидела? – сварливо ответила моя сестра вопросом на вопрос.
– Уже нарисовала портрет Бахрама?
– Скоро начну, и тогда тебе не поздоровится.
– Это почему ещё?
– Я буду писать маслом.
– Тоже мне, Фрида Кало нашлась.
– Приготовь свою форточку, братишка!