Совершенно ясно, что Бахрам либо вёл партизанскую деятельность по ночам, когда мы все крепко спали, либо обладал действительно выдающимися способностями. Я решил это выяснить, и потому мне понадобился запас энергетического напитка.
Вернувшись из магазина с болтающимися в пакете банками, я увидел странную картину: Зарифа сидела на диване с большим художественным блокнотом и карандашом зарисовывала Бахрама.
– Он – идеальная модель, – пояснила Зарифа в ответ на мою вопросительно поднятую бровь. – Правда, поза не очень выразительная, симметричная. Если бы он был обнажённым, было бы лучше.
– Ну ты даёшь! Можешь попытаться его раздеть, думаю, он не заметит.
Зарифа бросила на меня испепеляющий взгляд и вернулась к своему занятию. Я порадовался за неё: насколько я знал, она не рисовала с тех пор, как окончила университет и устроилась на работу. Может быть, творчество сделает её более спокойной и приятной в общении?
В полдень мне позвонила мама и попросила встретить её у отеля, где их компания проводила грандиозную презентацию своих фильтров и сковородок – светская тусовка для укомплектованных семьями пенсионеров среднего достатка. На презентациях устраивали лотереи, подавали кофе и чай с микроскопическими, очень вкусными пирожными и, конечно, заключались огромные сделки на приобретение наборов кастрюль и водоочистителей. Матушка планировала закупить продуктов на месяц вперёд, и я требовался ей в качестве тягловой скотины.
Парой часов позже я стоял под громадной глыбой отеля, сплошь нечистое синее стекло и мышастые облицовочные плиты. На широком тротуаре перед трассой я чувствовал себя маленьким и жалким. Мне было неуютно. Ветер, вооружившись песком, хлестал меня по лицу, а сверху трусливо палило солнце. Наконец стеклянные двери отеля завертелись, выплёвывая группки людей. Я высматривал маму и вдруг увидел её коллегу, Наилю, кажется. Она шла в мою сторону, и спрятаться было негде. Кроме того, она уставилась прямо на меня.
– Здрасте, – затравленно пискнул я, когда мы поравнялись. Она вздрогнула, ничего не ответила и ускорила шаг.
«Ну вот, – с грустью подумал я, – она теперь решит, что я сумасшедший, а моя мама – отпетая лгунья (и неважно, что это действительно так), и всем растрезвонит, что я жив. Не надо было с ней здороваться, надо было сделать вид, что я – это мой злой двойник из параллельной вселенной».
Огорчившись, что так опростоволосился, я напал на мать, когда она вышла:
– Почему ты так задерживаешься? Твои Розочки-Аллочки уже вышли все. Одна меня увидела!
– Я заключила контракт, – оправдывалась мама, пытаясь стереть чересчур довольное выражение со своего лица. – Очень крупный контракт.
– И почему ты такая радостная ходишь, у тебя сын на днях покончил с собой!
– Ну, у меня ещё осталась дочь, – обоснованно возразила мама. – Я всегда говорила, что полезно иметь запасного ребёнка.
И мы пошли в супермаркет.
Зарифа проигнорировала наше возвращение домой. Вокруг неё валялись листки с набросками. На некоторых Бахрам был изображён целиком, на других – только части Бахрама: лицо или кисти рук. Мама начала рассказывать о презентации, поминутно косясь на нашего гостя. Кажется, Зарифа, увлечённая рисованием, её не слушала. Я проскользнул в ванную комнату, к моему крысиному королю.
Осторожно накидав ему в подполье всякой еды, я задумчиво наблюдал, как он ест. Интересно, другие крысы носили ему еду? Вероятно, да, дожил же он как-то до этого времени. И кто-то притащил его к нам. Сам он, очевидно, передвигаться не мог. Я посмотрел на сплетённые хвосты, снова подумал о кабелях и вдруг понял, кого напоминают мне эти крысы-задохлики. Нас, общество современности, пользователей социальных сетей. Намертво сцепленных между собой, синхронных в своих действиях и устремлениях. Скорбящих и радующихся по команде. Ругающих и молящихся хором. Настолько зависимых от пут, связывающих нас друг с другом, что нормальная, свободная от этих фальшивых социальных взаимодействий жизнь становится невозможной. Блогеры и их подписчики, комментаторы и даже те, кто их ненавидит, – это огромные крысиные короли. Это инертная, беспомощная масса, лишённая какой-либо индивидуальности и права на собственное мнение.
Конечно, эти крысы в отличие от людей не по своей воле запутались, и не заслужили такого сравнения. «Бедняжки вы, бедняжки», – подумал я, а ещё подумал, что, если мама узнает, что я тут прикармливаю крыс, наступит локальный Армагеддон. А уж если ещё ей хватит ума начать бегать по соседям с театральными возгласами «Ты представляешь, что мой болван сделал?!», то меня точно растерзает разгневанная толпа.