Я нашла за кулисами выключатель для рампы и вышла на сцену. Замерла в нерешительности. Находиться совсем одной в пустом театре было немного жутко, но я тут же постаралась отрешиться от лишних эмоций.
Я представила, что темный зал полон зрителей, и они смотрят на меня, ждут моей игры. Оглянулась назад, на декорации, которые частично успели установить, и прикрыла глаза. Это не я стою на сцене. Это Катерина, и она в саду, совсем одна, и отчего-то ей волнительно, тревожно в груди и сладко сжимается сердце. От предвкушения встречи с Андреем так дрожат руки, что даже книгу она вынуждена прижать к груди, чтобы та не выпала из ослабевших пальцев. Он вот-вот должен появиться из-за поворота, и от этого ожидания дыхание перехватывает.
Я открыла глаза, еще раз бросила в зал уверенный взгляд и начала свой монолог.
— Боюсь своих оков, своих желаний,
Мне страшно от того, как жжет в груди.
Запретная любовь — залог страданий,
Ты от греха, Господь мой, отведи.
Но что же это? Снова искуситель?
Андрей! Моей души и яд, и сласть.
Боюсь с ним говорить, он обольститель,
Нельзя в глазах семьи так низко пасть.
Первый раз мне не понравилось, голос звучал слишком тихо и неуверенно, и я, прокашлявшись, начала еще раз. Что там говорил Эдик? Не хватает предвкушения, слишком холодно? Надо просто представить того человека, которого я бы действительно могла так неистово ждать, и в то же время бояться его появления. Максим. Ну конечно, только он. Я ведь люблю его, скучаю. Но почему-то представить Макса, сгорающего от безответной любви, как Андрей, не вышло, стало даже немножко смешно от такого образа.
Нет, пусть лучше будет Влад. Он красивый, в него действительно можно без памяти влюбиться. А еще он мой партнер, и логично сейчас думать именно о нем. Но вообразить стоящего рядом Влада я не успела, потому что увидела Артура, который вдруг появился в дверях и, постояв в них пару секунд, начал уверенно приближаться к сцене.
Он шел неспешно и не отрываясь смотрел на меня. Дойдя до первого ряда кресел, Артур уселся в одно из них, сложил руки на груди. Я смутилась. Зачем он пришел? Что сейчас скажет? Будет ругаться, что осталась без спроса после рабочего дня? Или начнет говорить, как разочарован во мне? Похоже, дурацкая была идея остаться репетировать после ухода остальных. Надо было догадаться, что дух театра в лице Артура Богдановича Данилевского если и покидает эти стены, то явно не в шесть вечера, а то и вовсе обитает здесь вечно.
— Ты решила еще поработать над ролью? Похвально.
Ни в глазах, ни в голосе Артура не было и тени насмешки, но меня это почему-то насторожило больше, чем если бы он стал издеваться надо мной. Я просто не знала, чего ждать сейчас от владельца театра.
— Да, хочу попробовать одна, без всех соглядатаев и советчиков. Вдруг получится лучше, — честно ответила я, старясь не выдать своего смущения.
— Тебе не нравится работать с Эдиком? Или кто-то из коллектива напрягает? — спросил он обеспокоенно.
Я пожала плечами. Что мне ответить? Что Марго вот-вот выцарапает мне глаза? Или что режиссер меня нагло домогается, играя на моем чувстве вины за собственную бездарность? Да кто я такая? Марго давно работает в театре, а Эдик — так вообще друг и правая рука Артура. Я же — вчерашняя безработная, до которой снизошли, вручив главную роль. Да я даже легкой похвалы еще не заслужила.
— Нет, он нормальный режиссер. Хорошо знает свое дело. И ребята все отличные, — ответила я ровным голосом, стараясь не выдать своих истинных чувств.
Артур ничего не ответил, но его палец коснулся нижней губы, и мне пришлось спешно отвести взгляд, чтобы не начать смотреть на него глазами голодной кошки.
— Повтори монолог, — вдруг приказал он. Не попросил, не предложил, а самым натуральным образом приказал.
Я сначала задохнулась от властного тона, но тут же взяла себя в руки. Он ведь не требует чего-то постыдного. И разве не сама я пришла репетировать? То, что не рассчитывала на лишних зрителей, другой вопрос, но может, он сможет помочь?
Я начала речь Катерины в саду сначала, и Артур тут же нахмурился. Как и на кастинге, он подался вперед, словно пытаясь что-то рассмотреть во мне, но перебивать не стал, и я, дочитав два четверостишия, замолчала.
— Скажи, ты же не девственница? — спросил он таким тоном, каким мог бы поинтересоваться у меня врач-гинеколог.
— Разумеется нет, — возмутилась я, и почему-то вспыхнули щеки. — У меня, вообще-то, парень есть.
— Ну да, ну да, я помню, Максим, — задумчиво произнес Артур, продолжая теребить нижнюю губу и разглядывать меня, как будто я новогодняя елка, на которую нужно повесить еще одну шишку, но он никак не решит, куда именно.
— Почему вы спрашиваете? — решила рассердиться я на столь бесцеремонный и, честно говоря, неуместный допрос.
— Да вот пытаюсь понять. Вроде не девочка уже, знаешь, что такое секс, мужчина даже есть. Так в чем дело? Почему на вполне невинных сценах ты тушуешься, как десятилетний ребенок?
— Я не тушуюсь, — попробовала я возразить. Разговор явно вел куда-то не туда, и мне это не нравилось. Особенно потому, что чувствовала: он прав.