Реакция матери и ее мужа немного согрели мою душу, и к концу вечера я сумел даже почти полностью расслабиться. Не разозлился даже, когда шустрые Герберты начали подсовывать мне свою дочурку. Я шутя отражал предложения взять Шанталь с собой в Москву «на экскурсию», просьбы устроить ее в свой театр, «потому что девочка очень талантливая», и совсем уж фееричное — принять ее сегодня на ночь, ведь у той в комнате внезапно затеяли ремонт. Я заявил, что меня в Москве ждет жена, и расстроенные соседи наконец отстали. Избавившись наконец от надоедливых гостей, мы ушли в дом.
Мейсон уселся в гостиной смотреть какой-то матч, а мать стала разгребать грязную посуду. Я естественно вызвался ей помочь. Сидеть в комнате с мужиком, который меня все больше бесил, я не собирался. Разговаривать нам с ним, как выяснилось, было не о чем.
Меня неприятно удивило, что Марьяна не попросила своего мужа принять участие в уборке, а тот даже не предложил. Что еще хуже, она, кажется, считала все происходящее нормой и продолжала радостно порхать по кухне, продолжая щебетать о какой-то ерунде.
— Мам, я хотел бы с тобой поговорить, — прервал я поток ее хвалебных речей соседям.
Она замолчала и, обернувшись, удивленно посмотрела на меня.
— Мы итак вроде разговариваем.
— Нет, я хотел бы наедине. Без твоего мужа. В этом доме можно поговорить без его ушей?
Марьяна захлопала ресницами, не понимая, чего я от нее хочу, но решила удовлетворить мою просьбу.
— Мейси не любопытный, он не будет подслушивать. Тем более что русский он совсем не знает. Если хочешь, я приду к тебе в комнату, когда он уснет. Только я не понимаю, что ты собираешься мне сказать?
— Просто приходи, — ответил я, не желая вдаваться сейчас в подробности.
Похоже, Марьяна лукавила, когда говорила, что не понимает, о чем пойдет речь, потому что после моей просьбы она притихла, и лицо ее стало задумчивым. А я просто помог разобрать завал грязной посуды после ужина и поднялся к себе.
Глава 22. продолжение
В телефоне я обнаружил пропущенный вызов от Элли и несколько сообщений, что она скучает. Я вдруг тоже почувствовал глухую тоску в сердце. Мне безумно захотелось домой, в свою квартиру-убежище, в свой театр, к своим актерам, и к ней, моей Элли. Даже не думал, что могу так соскучиться по привычной обстановке и своей девочке. Я позвонил ей, она подошла сразу же, и мы проболтали почти час обо всем на свете. Я действительно был рад ее слышать, она словно согрела мою душу, которая за последние сутки перенесла несколько не слишком приятных потрясений. А наш разговор прервала Марьяна, которая, как и обещала, пришла ко мне в комнату.
— Он спит? — спросил я, откладывая смартфон в сторону.
— Да, его теперь и пушкой не разбудишь, — отмахнулась Марьяна. — Впрочем, я предупредила Мейси, что посижу с тобой. Он был недоволен, но я настояла, и он разрешил. Мейси очень не любит, когда я не соблюдаю режим. Но мы ведь так давно не виделись, Арчи. Я соскучилась. И он меня понял.
Я сел на кровати, которую и не думал еще расстилать, и похлопал ладонью по покрывалу, приглашая Марьяну присесть рядом. Она опустилась на краешек.
— Скажи, ты его любишь? Тебе хорошо с ним, с этим Мейсоном?
— О чем ты говоришь! — всплеснула мать руками, и я узнал это театральное движение, которое она не раз использовала раньше. Очень ненатуральный жест, который сейчас выдавал ее неискренность. Она врала, но мне или себе — я пока не понимал. — Конечно я люблю своего мужа, и мне хорошо с ним.
— А вот мне почему-то кажется, что это не так. У меня ощущение, что ты заставляешь себя поверить в то, что говоришь.
Марьяна промолчала. Я попробовал заглянуть ей в глаза, но она упорно отводила взгляд.
— Тебе кажется. У нас хорошая, правильная семья, — она все-таки ответила мне, и в голосе слышалось отчаянное упрямство.
— И что же в твоем понимании является правильной семьей?
Мне правда было интересно, ведь все свое детство я мечтал именно о близких, хороших отношениях с матерью, вкладывая в это понятие свой смысл.
— Ну что за вопросы? Это же очевидно. Когда мужчина любит свою женщину, заботится о ней, хочет быть с ней. А женщина в ответ наполняет жизнь своего мужчины радостью.
Мне тут же захотелось спросить, что Марьяна подразумевает под «заботой» для женщины и «радостью» для мужчины, а еще какую роль в этом играют дети, но спросил другое.
— То есть ты считаешь, что мой отец, Богдан Данилевский, не заботился и не любил?
Видит бог, я не хотел готовить о своем отце. Но этот вопрос, похоже, так сильно меня тревожил, что я все-таки не сдержался, и он вылетел прежде, чем я успел его осмыслить. Марьяна дернулась, как будто я отвесил ей пощечину.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — в ее голосе появились сердитые нотки.
— Так расскажи мне, — потребовал я. — Мне очень интересно, почему у меня не было отца и какого черта ты мне ни слова не сказала о нем.