На общем совете было решено пока не посвящать девочку во все подробности ее появления, что в общем-то все с успехом и делали. В тот день, узнав, что Владислав ей совсем даже не дед, Диана внезапно изменила к нему свое отношение: она сразу же опустила свои маленькие ручонки и не пожелала больше оказывать ему никаких своих знаков внимания; интуитивно, своей еще неокрепшей детской психикой, она почувствовала какую-то жуткую опасность, исходившую от представшего перед ней человека, необъяснимую, но тем не менее все-таки исходящую; не стесняясь, дочка выказала отцу свое полное недоверие и чрезмерно нелюбезную пренебрежительность: в одно мгновение она насупила свое милое личико и отвернула к стене свою прелестнейшую голову, яснее-ясного показывая, какие именно чувства испытывает к этому, как оказалось, незнакомому ей мужчине.
– Она привыкнет, – сказала тогда ее мать, обращаясь к родителю, – но несколько позже – надо просто набраться терпения.
Несмотря на свое негативное отношение к новоявленному «папаше», запоздавшему на целых долгих шесть лет, Диана между тем очень сдружилась с сестрой и уже не представляла себя без ее каждодневного общества; она словно бы всегда ее знала и чувствовала к ней безграничное доверие, родственную любовь и сестринскую привязанность. К родному отцу, напротив, вопреки всем его ухищрениям и хитрым уловкам, когда он просто заваливал ее фруктами и подарками, малютка не переставала чувствовать откровенную неприязнь и не желала менять к нему негативного отношения ни за какие заманчивые посулы и сладостные коврижки.
Наконец настал долгожданный день выписки из лечебного заведения – и вот в этот знаменательный день явился Андрей; вроде бы необычное для него поведение объяснялось достаточно просто: полторы недели он беспробудно «пьянствовал водку», потом еще четыре дня посвятил своей выходке; соответственно, столь ощутимые нагрузки его организм переносил с большой неохотой, и он сам какое-то время находился между жизнью и смертью. После случая с двумя бездомными посетителями, встреченными им возле мусорных контейнеров, установленных недалеко от их дома (несчастный отец как раз тогда ходил в магазин приобретать горячительных напитков, облегчающих мучительную душевную боль), офицер имел продолжительный разговор, неприятный и резкий, со своим непосредственным руководителем, где ему ясно дано было понять, что он остается на службе – не из-за приобретенных им когда-то личных заслуг! – а только благодаря светлой памяти его безвременно ушедшего из жизни родителя; учтя пожелания «доброго и дорогого начальства», он пил уже «тихим сапом», пока его организм в конечном итоге не «взбунтовался» и пока ему самому не потребовалась квалифицированная помощь медицинских специалистов. Как только его взбудораженный мозг, умерщвляемый огромным количеством алкоголя, смог в конце концов осознать, что он, подлый, наделал, а затем восстановилась и способность нормально передвигаться и мыслить, он немедленно помчался в больницу, чтобы попытаться вымолить у близких ему людей и милосердия, и прощения.
Азмира встретила мужа достаточно холодно.
– Зачем ты пришел? – обратилась она сухо, сделав это прямо при дочери и вызвав у той неприятное удивление. – Не было две недели, а тут решил заявиться?
– Извините, – опустив книзу глаза, промолвил уязвленный молодой человек, – но я просто не мог; согласен, вина в том только моя, да и случилась она по зависящим исключительно от меня обстоятельствам… короче, сразу спрошу: что я должен сделать, чтобы вы меня с дочкой простили?
– Папа, папочка! – воскликнула Диана, наполняя бесподобные глазки слезами; она бросилась к долгожданному посетителю, повисла на его сильную шею и обхватила ее своими нежными ручками, поступая непринужденно, будто бы и не обращая внимания на терзавшие боли (к слову сказать, бывшие уже не такими и сильными). – Не переживай: мы тебя, конечно, прощаем!
– Меня это не касается, – грубо «бросила» восхитительная супруга, смело глядя в глаза стоявшему рядом мужу, – ты меня предал – и быть посему! Если я правильно помню, ты, кажется, нас выгнал из дома – вот пускай так все и останется; не расстраивайся: мы с дочкой не пропадем… а ты, Андрюша, как был слюнтяй, так им навсегда и остался – да и о чем вообще можно с тобой говорить?! – ты даже ту «тварь», что сбила твою – пардон! – мою дочку, найти не сумеешь, хотя, если быть честной, это твоя прямая обязанность, ведь ты же у нас… такой прославленный полицейский!
– Я бы с огромнейшим удовольствием ее разыскал, – промолвил Андрей, виновато опуская книзу глаза, – но у нас, у полицейских, нет ни малейшей зацепки; установить же в таком большом городе внедорожник с небольшим повреждением – которое уже явно исправлено – это дело практически нереальное…
Мужчина в свое оправдание еще хотел привести много нелепейших доводов, но его резким тоном прервала разгорячившаяся супруга:
– Ты у дяди родного спроси: наверняка он что-то и знает; не могу утверждать, что конкретно, но, когда я пыталась ее задержать, он повел себя как-то уж странно…