Не по совести

Второй мало чем отличался от первого, только был моложе лет эдак на пять, а то и на шесть; носил он имя Прыщак, вполне им заслуженное, так как все его лицо было покрыто прыщами, как у больного «ветрянкой»; будучи такого же роста, как и его товарищ, он выглядел тем не менее более складно, выделяясь пусть и небольшой, но все же физической силой (очевидно, в такой образ жизни он «окунулся» недавно и не успел еще растерять заложенных природой способностей); лицо его имело оттенок более светлый, чем у его невольного друга, но так же в точности покрывалось густой бородой, кудрявой и безобразно взъерошенной, которая имела светло-русый оттенок, оказавшийся под стать его выразительным глазам, серо-голубым и еще не потерявшим природную живость; нос являлся прямым, на конце своем неестественно сизым, по своему виду начинавшим превращаться в большую, круглую «сливу», испещренную отвратительными морщинами; голова выглядела гладкой, давно облысевшей, только на висках и чуть-чуть сзади прослеживалось незначительное количество волосяного покрова – удивительно?! – но начисто выбриваемого хозяином. «Хоть этот не зарази́т нас педикулезом», – промелькнуло в голове у вошедшей женщины, ошарашенной представившемся ей чудовищным видом.

Подводя неприятный итог, можно сказать, что, вопреки некоторым, имеющимся между ними, различиям, общим у обоих этих представителей, отображавшим собой самый низший слой современного общества, являлась необыкновенная по своей жути вонь, ужасная и говорившая о полном их пренебрежении к гигиене; она устойчиво пропитала воздух квартиры, создавая такое ощущение, что въелась и в стены, и в мебель.

– Что здесь такое сейчас происходит?! – наполнив голос неестественным гневом, воскликнула обычно добродушная женщина. – Ты что это, сынок, совсем, что ли, ополоумел в своем безутешном горе? Да и какое тут, собственно, горе? Подумаешь, всего лишь ребенок оказался не твой… но ведь ты девочку воспитывал, как свою, как родную, – и какая теперь разница, кто в результате его настоящий папаша?

– Молчи, мама, ты совершенно ничего не смыслишь в моей сложной жизни, – пьяным голосом заявил ей Андрей, не забывая чокаться со своими неприятно пахнущими товарищами и опрокидывать в рот полную стограммовую стопку, – меня предали самым ужаснейшим образом.

– И кто это, позвольте узнать, так поступил с нашим уязвленным красавцем? – делая лицо невероятно серьезным, промолвила справедливая мать, не удержавшись от злобной усмешки. – Неужели наша Азмира? А это не та ли самая девушка, которая согласилась быть с тобой по твоей же собственной настойчивой просьбе и без которой ты жизни не представлял, вследствие чего начал катиться уже «по наклонной», причем почти точно так же, как делаешь это сейчас? Разве ты еще не понял и не осознал одной простой истины, что твоя жизнь без той прекрасной девушки совсем не охвачена смыслом? Тот же факт, что она посмела от тебя скрыть, чей это на самом деле ребенок – так что же из этого? – знай ты это тогда – разве бы на ней не женился? – я больше чем уверена, что все равно побежал с любимой в загс, несмотря ни на какие родительские возражения, и даже протесты. Чего теперь-то горевать? Дело сделано, поэтому надо принять все, как есть, и жить дальше, воспитывая дочь, как родную, тем более что ей теперь непременно понадобится поддержка, с одной стороны, родных, а с другой, – женщина не смогла сдержать печального вздоха, – ей близких людей.

Но сын, подверженный в этот момент действию алкоголя, воспринял совсем не так, как пыталась донести до него самая любящая его женщина; по-видимому, он просто не желал воспринимать очевидных вещей; на слова же своей матери он ответил бессовестным возражением:

– Нет! Пусть ее папаша воспитывает, который, как ты теперь уже знаешь, оказался отцовым братцем, нашей семье ненавистным – а я? – я вот, видишь ли, нашел себе пока новых друзей, которые меня, уж точно, не предадут; можешь с ними познакомиться, он указал на одного, – это Прыщак, а этот, – молодой человек повернулся к другому, – Огрызок; они теперь у нас останутся жить.

– Ну, уж от такого поворота увольте! – с естественным негодованием воскликнула женщина. – То есть если они тебе так важны, то иди с ними вместе на улицу, а отцовскую квартиру оставьте в покое! Не послушаешь – полицию вызову, и мне наплевать, что ты сам их сотрудник, – мигом окажешься без работы, тем более что, я так понимаю, на службу ты сегодня уже не ходил… Нашел себе новых дружков – вот к ним и проваливай!.. Раз не можешь быть сильным, а поддался ежеминутной, неоправданной слабости.

– Странно, но чего эта «мымра» здесь раскричалась? – гнусавя скрипучим голосом, спросил более смелый Прыщак и кивнул в сторону говорившей хозяйки, выдавая из себя некогда умного человека: – Ты вроде, когда нас приглашал, уверял, что никаких проблем не возникнет; введенные в заблуждение, мы с товарищем, как дураки, на твои убеждения «повелись», тебе безраздельно поверили, а теперь что у нас получается – ты нам наврал?

– Да?! – хриплым голосом буркнул Огрызок.