Не по совести

До этого момента он, не переставая, развлекался на стороне, но вот чтобы Карина оказалась столь непреклонна – такой прецедент с ее стороны ни разу раньше не проявлялся; да, она его постоянно журила, но никогда еще у них не доходило, чтобы супруга указала мужу на дверь; видимо, появлением внебрачного маленького ребенка он, и действительно, чересчур уж сильно задел ее благородные чувства. Второе положение, что она якобы заморозит его счета – что ж? – и здесь женщина душой не кривила, поскольку весь бизнес, который у них имелся, был «сколочен» еще ее покойным родителем и перешел к дочери по праву наследства; Владислав же, обладавший непревзойденной предпринимательской хваткой, только развивал его дальше, но основным акционером продолжала всегда оставаться женщина, сопровождавшая его в браке. Теперь следует сказать, что, без всяких преувеличений постоянно находясь среди «акул» крупного бизнеса, он никогда не упускал из виду такую возможность, а следовательно, успел сколотить себе (в тайне от супруги, конечно) довольно приличное состояние, которое хотя и не являлось столь большим, как основное их дело, но на безбедную жизнь вполне бы хватило; стало быть, и неудивительно, что, услышав озвученное ему приказание, по мнению супруги справедливое и вполне заслуженное, он нисколько не огорчился, а только и ждал теперь, когда жена ему разъяснит, чем же именно этот раз отличается ото всех остальных, что называется, предыдущих.

– Я не желаю жить, и сидеть на «пороховой бочке», – с достоинством разъяснила Карина, одновременно указав супругу на дверь, – одумаешься – придешь… этой дочери в твоей жизни быть не должно!

Застегивая пиджак и одновременно поднимаясь со стула, Владислав Александрович направился к выходу из своего кабинета. В дверях он столкнулся с сыном, который возвращался с вечерней прогулки. Холод Кирилл являл из себя молодого человека двадцатитрехлетнего возраста, был еще не женат и жил в доме родителей; высокий, статный, выделявшийся горделивой осанкой, он впитал в себя воплощение обоих родителей, где высокомерие и предвзятость он взял от своей матери, а быстроту мысли и незначительное добродушие – это пришло ему от другого, более доброжелательного родителя; внешне парень был похож на отца, а его атлетическая фигура, выделялась спортивной формы; одеваться он предпочитал в черную рубашку, украшенную серебристой прошивкой, синие джинсы, сочетавшиеся цветом с кроссовками; в результате молодой человек смотрелся, ничем не отличаясь от сверстников и не выделяясь, как это говорят, из «общей толпы»; однако внешний вид его имел и ряд исключений, отличавших его Холода-старшего: его облик был несколько худощав; а вытянутое лицо хотя и обладало такой же гладкой кожей, но имело более смуглый оттенок; голубые глаза также были светлы и походили на бескрайнее небо, но вот прямой, небольшой нос имел небольшую горбинку; средние уши оказались в точности, как у матери, и чуть отстояли в разные стороны, не создавая притом признаков лопоухости; ну, а волосы, перемежаясь от обоих родителей, имели светло-русый оттенок и были уложены аккуратной, короткой прической, сведенной справа налево.

В воздухе кабинета словно витала некая напряженность, что не ускользнуло от внимания вошедшего сына.

– Что у вас тут происходит? – спросил он, обращаясь к обоим присутствующим.

– Пусть папа попробует объяснить, – сразу же заключила Карина.

– Я пока поживу в другом месте, – разъяснил Владислав, продвигаясь на выход, – мы с мамой не нашли понимания в одном невероятно серьезном вопросе, а подобное разногласие не позволяет нам оставаться с ней под одной крышей – что такое? – это наше сугубо интимное дело; надеюсь, ты меня понимаешь.

Изобразив удивленную мину, парень посмотрел в сторону своей своенравной родительницы… вполне удовлетворившись таким объяснением, она сложила на великолепной груди свои руки, а в подтверждение лишь сделала молчаливый кивок головой. Отец не стал больше задерживаться и уверенной походкой направился к выходу; подниматься наверх и прощаться с несовершеннолетней Дамирой (его дочь от Карины) – он посчитал в столь сложном положении нецелесообразным и неуместным, переживая за ее еще неокрепшую детскую психику; а едва только выйдя на улицу, мужчина сразу же сел в свой внедорожник и тут же направился в трехкомнатную квартиру, приобретенную им тайком от супруги.

Когда он уже ушел, сын, оставшись наедине с надменной матерью, не желая, по-видимому, оставаться в полном неведении, вкрадчивым голосом произнес:

– Так, может, мама, ты мне все-таки скажешь, что у вас здесь – такое! – случилось и почему ты выгнала папу?

Мысль о том, что родитель мог покинуть дом по какой-то своей личной прихоти, молодому человеку не смогла бы даже закрасться: он прекрасно знал, как тот дорожит их общественным положением и общим семейным благом, в связи с чем был абсолютно уверен, что подобное мнение его бы уж всяко не посетило.